Андрей Рымин - Доля слабых

— Так спал я, — пришлось снизойти до ответа недовольному ранней побудкой охотнику.

— Везет тебе, — подхватила разговор тетка, — А я вот уже неделю нормально поспать не могу. Сначала Яр объявился и напустил страху, а затем уж и ты, своими вестями добил. Что там сейчас у Орлов…? Даже думать боюсь.

Тарья на какое-то время умолкла. Видать, все же не удержалась и унеслась мыслями к далекому захваченному поселку. Наконец, совладав с эмоциями, пожилая Тигрица печально вздохнула и перешла собственно к делу, которое и привело ее этим утром к землянке погибшего Зака:

— Послушай-ка, я ведь к тебе с чем пришла. Не могу уже здесь сидеть. И сердце, и разум домой тянут. Я как после праздника погостить у дочки осталась… ты же знаешь, она пятый год за одним местным замужем… так до сих пор никак обратно и не уйду. А времена пришли — сам видишь, какие. Срочно нужно домой возвращаться. Но дорога неблизкая — одна, боюсь, не дойду. — Тарья вперла молящий взгляд прямо Трою в глаза и с надеждой спросила: — Может, ты отведешь? Выручай соседку. Да и твои про тебя ничего ведь не знают. Небось думают — помер. Пойдем, обрадуешь матушку.

Неожиданное предложение женщины заставило Троя задуматься. Уже пятое утро подряд молодому Тигру приходилось встречать в землянке родителей низкорослого Змея, которые приютили еле живого товарища своего погибшего сына, как только парень очнулся, придя в себя после того сумасшедшего забега.

Ушедшие той же ночью на помощь к плененным Орлам, возглавляемые Яром охотники брать с собой измотанного юношу не стали — на кой он им такой обессиленный? Потом хитрый Трой, понимая, что скоро объявятся Тигры, запаздывающие к месту всеобщего сбора, и уж точно тогда заберут его на грядущую битву, бесстыже прикинулся жутко больным. Почитай, не ходячим. Коварного подлеца снова не тронули, не заставили отправляться на юг, а даже, наоборот, посочувствовали мужественному молодому герою, который, отдав все силы без остатка, предельно быстро доставил родичам важнейшие вести.

Великому герою неожиданно полегчало еще вчера, на следующий же день после ухода своих. Сегодня Трою как раз бы пришлось что-нибудь снова придумывать, стараясь найти подходящий повод не отправляться вдогонку за остальными охотниками. И вот, чудеснейшим образом, веская причина вернуться домой, подальше от царящей на юге опасности, сама прыгнула в руки везучему Тигру. Так что, немного подумав для виду, тоном, не допускавшим и тени сомнений, что делается великое одолжение, ликующий в душе Трой, наконец-то, дал свой ответ:

— Эх! Не лежит у меня сердце оставлять здесь все на баб и стариков, но тебя, Тарья, одну отпустить я не вправе. Случись что? Как потом буду твоему сыну в глаза смотреть. Собирайся. Пойдем.

Широкая натоптанная тропа уже четвертые сутки подряд стелилась под ноги еле бредущей к северу паре людей. Хотя Тарья, конечно, лукавила, называя себя старухой, но скорость шагающих к дому путников все равно колебалась где-то между улиткой и черепахой. Такими темпами дорога к селению Тигров продлилась бы еще пару дней — и это было печально.

В лесу ничего не менялось. Местные мохнатые и пернатые обитатели знать ничего не знали о творящихся на юге событиях и спокойно занимались своими важными, на звериный и птичий взгляд, повседневными бесхитростными делами. Все радовались благодатному лету, еще и не думающему заканчиваться, и только насупленный Трой, уже жалея, что согласился на совместный поход, угрюмо мерил шагами тропу.

Без умолку болтавшая тетка довела своего молодого попутчика до предела, еще на вторые сутки безмерно затянувшейся дороги, превратившейся из беспечной расслабленной прогулки, как Тигр ее себе представлял, в сущую пытку. Постепенно Трой перестал вежливо, а затем и невежливо отвечать на сыпавшиеся, как зерно из прохудившегося мешка, вопросы и вообще хоть как-то поддерживать разговор. Теперь, отстранившись от монотонного щебетания Тарьи и погрузившись в собственные невеселые мысли, он молча брел по тропе.

Излишняя задумчивость и не позволила Тигру уловить стремительный миг нападения. Вот вроде бы вокруг все спокойно и тихо, как вдруг из кустов вылетают, размытыми молниями, непонятные серые тени. Неожиданно сильный удар бросает на землю. Сухой жесткий грунт бьет в лицо. В спину упирается нечто твердое и тяжелое, а руки кто-то грубо выкручивает. Сбоку слышится приглушенный не то крик, не то стон, кажется, исходящий от Тарьи. Затем перед носом появляются чьи-то странные ноги. Вернее-то, ноги обычные, человеческие, но вот обувь! Тяжелые, мощные. С какой-то полоской понизу… Хрен знает что, а не чоботы! А серые, с зеленцой, обтягивающие штаны?! Вообще ни в какие ворота не лезут! Таких не бывает! Ни у кого, ни у своих, ни у Безродных. Какие-то они чуждые, нереальные, даже сходу и не поймешь что ты видишь. Что за странная шкура? Подвижная, легкая… Или это из каких-нибудь листьев? Да, дела… Ну, не носят люди такое, и все тут!

Последнее, что умудрился подметить ошарашенный Трой перед тем, как потерять сознание от последовавшего аккуратного удара по голове, была небольшая, но очень важная деталь открывавшейся левому глазу картины, которая умудрилась настолько впечатлить лежавшего на животе юношу, что собиравшийся вырваться из вмиг пересохшего горла отчаянный крик замер на пол пути. В опущенной руке одного из напавших на них чужаков, направленный острием вниз, блестел гладкий клинок, без сомнения сделанный из того же чудесного камня, что и Длинный Нож Яра!

«О боги!»

Стояла глубокая ночь. Затянувшие еще с вечера небосвод облака укрыли поселок Безродных даже от тусклого света звезд. Густая липкая тьма поглотила окрестности, и лишь ближние к дремавшему пленнику шатры выглядывали из мрака мутными пятнами. Было тихо. Ни людских голосов, ни возни животных — все будто вымерли, оставив заброшенное селение на попечение бесплотных и бесшумных духов.

Но нет. Урги всего лишь спали. Причем, вряд ли крепко — Кабаз вот заснуть не мог. Наверняка и попрятавшихся по шатрам женщин, стариков и детей одолевали навязчивые тревожные мысли, связанные с неизвестной судьбой ушедших на битву мужчин. Еще утром переполненный обыденной суетой поселок весело непрестанно шумел, но уже вечером, лишившись трети своего населения, погрузился в тоску и уныние. Общая безрадостная атмосфера быстро окутала клан. Даже шаман, и так всегда пребывающий в мрачном озлобленном настроении, после ухода вождя вышагивал по центральной поляне, чернее грозовой тучи, время от времени попадаясь на глаза Кабазу, старавшемуся в эти моменты обрести сказочный дар невидимости.