Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой [AT, с илл.]

— Отлично. Еще выпад. Еще один. Сила воли — когда мозг говорит «всё», а ты ему: «нет, не всё». Еще один выпад. Теперь последний. Теперь самый последний. Стоп. Сдать оружие, и все свободны.

Ученицы упали, кто где стоял. Я перехватил меч левой рукой и поплелся к кладовке. Моему примеру последовала Зарина. За ней, шатаясь, едва дышавшая Тома. Но потом и мы, и те, кто следовал за нами, все равно вышли на поле и рухнули на траву.

Не меньше получаса прошло, пока тела согласились принимать положения, кое-как похожие на вертикальные. Ученицы расползались, как черви из опрокинутой банки, во всех направлениях, по очереди приподнимая, у кого что поднималось, и шагая тем, чем шагалось.

В комнатах ждали чистые комплекты взамен мокро-грязно-порванных. Боевую форму на остаток дня отменили. Заморосил дождь. Босым ногам стало некомфортно. Говорят, это дело привычки. А если я не хочу обрастать такими привычками? Где мои домашние тапочки?! Где кроссовки?! Хочу под плед и к компьютеру!

Большинство, взяв чистое, отправилось в помывочную. В том числе моя солнечноокая соседочка, бросившая на прощание полный понимания взгляд: вот, даже помыться по-человечески не можешь. Ангел, блин, переформатированный. Потому — ходи грязным.

Я обтерся подсохшим старым и влез в новое. Некоторое время блаженствовал на лежаке. Давно сдерживаемое давление в низу живота подняло. Больше терпеть нельзя.

Едва утих невыносимый крик обиды покидаемой двери, как я уже стучался в соседнюю.

— Тома?

— Подожди, я не одета, — быстро раздалось оттуда. — Одну секунду.

Ждать пришлось тридцать шесть секунд. Я посчитал.

Дверь отворилась.

— Чего?

— Сопроводи, — я умоляюще указал взглядом вдаль.

Вздохом Томы можно было надуть наш искомый воздушный шар.

— Горе мое. Пойдем.

По дороге я в двух словах рассказал о дяде Люсике.

— И что думаешь? — спросила она.

— Много чего и ничего одновременно. Собираюсь дожать и выведать все. Либо он дожмет меня. Тогда будешь спасать.

— Как?

— Как сумеешь, — развел я руками.

Пришли. Сначала дожидались, когда все удалятся. Затем — пока за всеми уберется появившийся, как привидение, бойник. Затем Тома на всякий случай еще раз проверила отсутствие постороннего наличия, и под ее бдительным прикрытием я с невыразимым чувством посетил долгожданное заведение. Вот оно, счастье.

Тома кашлянула. Громкое босое шлепанье стало удаляться, но я, к счастью, уже выходил, когда в дверях столкнулся с Варварой, которая только собиралась в помывочную и по пути решила заглянула сюда. Чистая одежда перекинута через плечо, старая где-то оставлена. Святая простота. Что делать, школа-то женская. Испуганным котом, что пересекся на дороге с ротвейлером, я прошмыгнул мимо. Девушка задумчиво посмотрела вслед, но ни слова вслед не донеслось. Вот и ладушки.

По дороге меня перехватили. Почти похитили. Открылась дверь, четыре руки почти силой втащили внутрь. Силой — грозно сказано. Это были две малявки почти на год младше, чьих имен я так и не удосужился запомнить. Если применю свою силу, несладко им придется. В нашем возрасте год — целая жизнь.

Меня усадили в центр ближайшего лежака, сами похитительницы примостились рядышком, прижавшись с боков трусливыми мышками. Страх и ужас задуманного читался в глазах. И отвага.

— Хотим спросить… — наперебой начали они, пряча взгляды.

— Как насчет кары? — Я по-отечески назидательно приподнял брови.

Две головы едва не оторвались, замотав в стороны:

— Ничего не хотим знать конкретно! Только основополагающий принцип, который касается лично ангелов.

— Ну-ну, словоблуды-формуляторы, — усмехнулся я. — Что же хотите знать такого основополагающего?

Далекий скрип моей отворившейся двери донесся даже сюда. Вот это сигнализация. Должно быть, Зарина вернулась. Посижу еще минутку, пусть спокойно разденется и ляжет.

— Про мир — ничего! — еще раз напомнили девчушки, чтобы я не побежал докладывать о величайшем нарушении. Затем голос понизился до шепота, и они сами испугались получившейся конспирации: — У вас мальчиков любят?

Пришлось срочно вспомнить, что для них я девочка.

— Думаете, мы чем-то отличаемся от вас? — Улыбка вышла кривоватой и высокомерной. Ну и пусть. — Я, Тома… разве мы другие? Руки не из того места или мозги навыворот? Или людей по ночам едим?

Они со страхом переглянулись.

— Вы хорошие, очень хорошие, настоящие ангелы. Но…

Одна замолкла. Вторая решилась:

— Ведь ваши мальчики — черти!

Сказала — и отпрянула. И вторая с другого боку, для симметрии.

Я собрал волю в кулак и крепко сжал, чтобы не рассмеяться.

— Увы, не только наши.

Они снова с ужасом уставились друг на друга.

— Если сказать правду, то все мальчики — черти, — прибавил я глубокомысленно.

При этом вспомнилось, каким чертенком обычно возвращался я со двора, и что там творил с другими мальчишками — чистыми сатанятами.

Девчушки вдумчиво затаились. Одна, обняв колени и положив на них подбородок, состроила настолько серьезную рожицу, что вновь пришлось брать себя в руки. Вторая, повозившись, не выдержала, снова рискнула:

— Я, конечно, не слушала, но говорят… что вы с мальчиками живете и учитесь вместе.

— Так говорят? — удивился я.

Оказывается, о нас говорят. Несмотря.

Обе, не задумываясь, кивнули.

— И если вы их любите… — вернулась первая к главной теме, — не понимаю, как можно любить черта? Имею в виду, настоящего черта? Не в переносном смысле, как про наших.

Мне припомнилась одноклассница Леночка, которой симпатизировал в четвертом классе. Дружил, помогал, давал списывать… пока она не плюнула в нашу дружбу с высокой колокольни и не растерла ножкой жалобно скулящие клочки по грязи. Однажды она попросила меня передать Тимуру любовную записку. Не любовную, конечно, но с предложением дружбы, что для меня было синонимом любовной. Тимур — главный задира в классе. Да. что в классе, в школе! Даже учителя его боялись, точнее, компании, с которой он водился. Старшая часть компании постоянно сидела в тюрьме за разбой и наркотики, младшая собирала деньги с других младших.

— Чем больший черт, — вздохнул я, — тем больше любят. Ничего не поделаешь. Тянет ангелов к чертям, закон равновесия.

Этот закон я придумал только что, не желая пускаться в длительные объяснения. Как рассказать им про фрейдизм и прочую около- и псевдонаучную хренотень, что объясняет в нашем мире, почему хорошим девочкам упорно нравятся мальчиши-плохиши. Последний раз я читал что-то про естественный отбор, где недостающие качества одного родителя компенсируют вторым для лучшего потомства. Не верю. Как у пай-девочки из благополучной семьи могут получиться хорошие дети, если она вышла замуж за грабителя-наркомана?