Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой [AT, с илл.]

— Взяла?

— Пыталась.

Разговаривать с мешком на голове не есть удобно и приятно. А что делать? Опустив руки по швам, я покорно удовлетворял жгучий интерес весьма информированной цариссы.

— Хочешь сказать — у нее не получилось?

— Хочу сказать, что она не успела. Если б вывела из себя, не знаю, что бы я ей наговориллла. Но произошло то, что произошло.

Звук шагов переместился в сторону, раздалось громко и властно:

— Благодарю воспитанницу школы Василису, прозываемую ангелом Чапой, за отвагу и истинное законопослушание. Невзирая на опасность, она не дрогнула во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется — всегда и всеми, наперекор всему.

— Алле хвала! — прогремело на несколько голосов так, что я утвердился в мысли: нахожусь в небольшом закрытом помещении.

— И да воздастся справедливым, — закончила Дарья, оставив в непонятках, кого имеет в виду: меня, поймавшего преступника, или себя, с честью разобравшуюся в запутанном деле и не казнившую невиновного.

Ее следующие слова были обращены ко мне:

— И последнее, Чапа. Думаю, следует упомянуть, что за слушание ангелов карают не только слушавшего. Сделай вывод. А сейчас тебя доставят в твою комнату. Отсыпайся.

Кто-то взял меня под руки. Когда повели, я пытался считать шаги, что было бессмысленно: скорее всего, для разговора меня доставили в приемную Дарьи. Или в ее спальню, вход в которую вел через приемную. Просто так не попадешь.

По коридору мы шли странно далеко. В какой-то момент развернулись обратно. Конвоиры поняли мои нелепые потуги на шерлокхолмство. Потом снова развернули. Через несколько шагов мешок был сорван. Перед глазами — дверь в мою комнату, по бокам — два полуприсевших бойника, протянувших мне небольшой нож и быстро ретировавшихся.

Нож Аглаи. Его забрали у меня при задержании. Теперь он мой. Личное имущество выросло в два раза. У меня два ножа: большой красивый Гордеевский в ножнах и незаметный Аглаин. Я крут. У Томы нет вообще ничего, как у всех учениц. При случае один отдам ей. И кто бы сомневался, какой именно.

За окном светало. Нехило же меня продержали в карцере. Восторженный взвизг двери, дождавшейся хозяина, разбудил Зарину. Закутавшись простыней, она метнулась к моему лежаку, вытащила из-под подушки нож Гордея и протянула:

— Отрежь мне язык!

Глаза-тарелки — это оказалось заразно. Представив, как выгляжу со стороны, я расслабил лицо и постарался взять себя в руки.

— Отрежь! — Девушка требовательно вложила рукоятку в мою ладонь. — Из-за языка я потеряла сестру и чуть не потеряла тебя.

— Проблема чуть выше. — Легонько постучав по виску, я постарался обратить все в шутку.

Нож отправился в ножны и обратно под подушку. Взгляд упал на лежак: тот снова находился в своем углу. Зарина отметила заминку.

— Успела отодвинуть до того, как пришли, — прыгнув смущенными глазками вниз, пояснила она. — Карина умерла сразу. Ее унесли. Кровь затерли. Меня долго расспрашивали. На этот раз я молчала. Кровь Карины еще не высохла. Не смогла я сказать им правду!

Што-о-опаный масдай. Слезы.

— Прости, — сказал я. Сил на утешение не было. — Давай позже поговорим. Меня только что подняли из карцера.

Зарина поспешно отпрянула на свое ложе. Я упал на постель прямо в одежде, завернулся, и на щитке мозга дернули вниз общий рубильник. Off. Гейм овер. Меня нет, я умер, не кантовать даже в случае цунами и ядерной войны. Со святыми упоко-о-о-й…

Душераздирающий вой двери, защищавшей покой хозяина, заставил выплыть из небытия.

— Прости, разбудила. — Голос звучал виновато, а лицо соседки налилось безысходным отчаяньем. — Обед. Вот.

Она приблизилась с тарелкой в одной руке и кружкой в другой. Золотые локоны убраны под шлем, на латах перевязь с мечом. Сапоги. Я что-то проспал.

Медленно прояснявшийся взгляд обнаружил рядом с собой глиняные миску и кружку с остывшим завтраком. Зарина расположила их на освободившемся табурете. Теперь поставила рядом еще один комплект: дымящийся и очумело пахнущий.

— Скоро построение. — Она протянула мне ложку. — Форма боевая, но не по тревоге и не для занятий. Что-то готовится во дворе. Все равно тебя разбудили бы.

Щурясь со сна, я выглянул в окно. Солнце стояло в зените. К готовому с вечера помосту приделали три ступени, к ним вела ковровая дорожка. На помосте разместили троны — так я их определил. Трон в моем понимании — принадлежащее высшему начальнику большое кресло с огромной спинкой, непробиваемой сзади стрелой или копьем, высотой по затылок с короной. Вот именно оно стояло там в количестве четырех штук.

У меня под боком оказался комплект чистой одежды.

— Тоже ты принесла? — спросил я, вернувшись глазами в комнату.

— Угу, — зарделась Зарина и умчалась.

Пока я одевался, действительно раздалась команда к построению. Пришлось ускориться. В момент, когда выскакивал к остальным, у школьных ворот произошло движение, створки начали отворяться.

— Гонец!

Зарина, как штык примкнувшая к моему плечу с другой стороны от Томы, посерьезнела:

— Наши цвета.

У гонца, въехавшего в сопровождении пары конных бойников, на копье развевался флажок. Бело-синий, с красной буквой В.

— Новости для цариссы Варфоломеи! — громко доложил флагоносец.

Его препроводили в помещения, нас оставили стоять. По прошествии времени постепенно появилось начальство всех видов. Вышли три цариссы, сестрисса, папринций, мужья царисс, и со всех сторон подтягивались войники. Построение оказалось действительно общим.

Сестрисса Аркадия совместно с тремя цариссами поднялась на помост и заняла крайний трон слева. Рядом опустилась Дарья, потом Варфоломея. Последней расположилась Евстигнея. Выровнявшись перед ними в шеренги, все замерли. Слышно было, как на кухне гремят посудой, кормя прибывших посланцев.

Варфоломея поднялась. Острая, хищная, но какая-то потускневшая.

— В моей семье новое несчастье. — Ее взор нашел в ученических рядах Зарину. — Крепись, дочка. Позавчера от полученных ран скончалась Лисавета.

Долгая тишина сопроводила сообщение. Все ждали.

— Вчера не стало Карины, — последовало тихое продолжение. — Еще раньше ушла от нас Милослава. Череда непостижимых несчастий. Но еще до последних известий я приняла решение, поддержанное присутствующими здесь цариссами и ее преосвященством. Для утверждения были необходимы сестрисса и две цариссы или три цариссы в случае невозможности привлечения сестричества. У нас кворум присутствует и даже избыточен. Тем лучше. Говорю!

Тишина стала просто звенящей. Скрежет собственных мыслей слышался громче стука сердец.

— Я удочеряю маловозрастных ангелов Василису, прозвищем Чапа, и Тамару.