Джордж Мартин - Буря мечей. Том 2

«В моей комнате он не ночевал, – думал Бран, – зато мы сегодня будем ночевать в его замке». От этого ему было очень не по себе. Старая Нэн всегда говорила, что при свете дня Король Ночи был человек как человек и лишь ночью преображался. «А ведь уже темнеет».

Риды решили заночевать в кухне, каменном восьмиугольном строении с проломленным куполом. Она обеспечивала лучшее укрытие, чем все другие здания, хотя через ее грифельный пол рядом с огромным внутренним колодцем проросло чардрево. Высунув свой кривой ствол сквозь дыру в крыше, оно тянуло белые кости ветвей к небу. Это было странное дерево, тоньше всех чардрев, виденных Браном, и без лика на стволе, но здесь Бран по крайней мере чувствовал себя под защитой старых богов.

Это было, впрочем, единственное, что его здесь устраивало. Крыша в кухне сохранилась почти целиком, так что в случае дождя они не промокнут, хотя согреться им вряд ли удастся. Холод так и сочился из каменного пола. Брану не нравились также густые тени. И огромные кирпичные печи с их разверстыми ртами. И заржавленные мясные крюки, и следы от топора на колоде для рубки мяса. «Вот тут Повар-Крыса изрубил принца на куски. А потом испек свой пирог в одной из печей».

Но больше всего Бран опасался колодца – каменного, добрых двенадцати футов в поперечнике, со ступеньками в стенках, витками уходящими вниз, во тьму. Сырые стенки обросли селитрой, но воды на дне никто разглядеть не мог – даже Мира своими острыми глазами охотницы.

– Может, в нем дна и вовсе нет, – проговорил Бран.

Ходор перегнулся через край, доходивший ему до колен, и крикнул:

– ХОДОР! – Эхо стало опускаться по колодцу все ниже и ниже, – «Ходорходорходор», – становясь все тише и тише, – «ходорходорходор», – пока не стало тише шепота. Ходор сначала опешил, потом засмеялся и поднял с полу обломок грифеля.

– Ходор, не надо ! – сказал Бран, но опоздал – Ходор уже кинул камень в колодец. – Не надо было этого делать. Ты ведь не знаешь, что там внизу. Вдруг ты ушибешь кого-нибудь… или разбудишь.

– Ходор? – с невинным видом ответил тот.

Далеко, далеко, далеко внизу послышался плеск упавшего в воду камня. Даже не плеск, а такое «у-уп» , как будто студенистая пасть раскрылась и проглотила его. Слабое эхо поднялось вверх по стенкам колодца, и Брану послышалось, будто в воде что-то зашевелилось.

– Пожалуй, нам не стоит здесь оставаться, – сказал он.

– Где, у колодца? – спросила Мира. – Или в Твердыне Ночи?

– Да, – сказал Бран.

Она засмеялась и послала Ходора за дровами. Лето тоже ушел. Теперь уже почти стемнело, и волку хотелось поохотиться.

Ходор вернулся один, таща громадную охапку валежника. Жойен, вынув нож и кремень, стал высекать огонь, а Мира почистила рыбу, которую поймала в последнем встретившемся им ручье. Сколько же лет прошло с тех пор, как в кухне Твердыни Ночи стряпали ужин? И кто тот давний ужин готовил? Уж лучше, пожалуй, этого не знать.

Костер разгорелся, и Мира поставила жарить рыбу. «Хорошо хоть, что это не мясной пирог». Повар-Крыса запек сына андальского короля в пироге с луком, морковью, грибами, большим количеством перца и соли, с салом и густо-красным дорнийским вином. Затем он подал пирог королю. Тому так понравился вкус, что он попросил добавки. За это боги превратили Повара в чудовищную белую крысу, способную питаться только собственным потомством. С тех пор он блуждает по замку, пожирая своих детей, но голод утолить не может. «Боги покарали его не за убийство, – говорила старая Нэн, – и не за то, что он подал королю блюдо из его собственного сына – человек имеет право мстить. Но он убил гостя под своим кровом, а этого боги не прощают».

– Давайте укладываться, – сказал Жойен, когда они поели. Костер уже догорал, и Жойен поворошил его палкой. – Может, мне приснится еще один зеленый сон, который укажет нам путь.

Ходор уже похрапывал, свернувшись калачиком. Иногда он ворочался под плащом и бормотал что-то, наверно, «ходор». Бран подполз поближе к огню. Тепло и легкое потрескивание пламени успокаивали его, но сон не приходил. Снаружи ветер гонял армию сухих листьев по дворам, и они скреблись в окна и двери. Брану все время вспоминались сказки старой Нэн, и ему казалось, что он слышит, как переговариваются на Стене призрачные часовые и как трубят их призрачные рога. Ветви чардрева белели при лунном свете, проникающем через дыру в крыше. Можно было подумать, будто дерево пытается поймать луну и затащить ее в колодец. «Старые боги, – молился Бран, – если вы слышите меня, не посылайте мне сегодня снов. А если уж пошлете, пусть сон будет хорошим». Боги молчали, не отвечая ему.

Бран заставил себя закрыть глаза. Кажется, он даже заснул – вернее, уплыл в состояние между сном и явью, стараясь не думать о Безумце-Топоре, Поваре-Крысе и о том, что приходит ночью.

Вдруг он услышал шум.

«Что это было?» – Бран распахнул глаза. Что это? Он затаил дыхание. «Мне это приснилось? Просто страшный сон?» Он не хотел будить Миру и Жойена из-за какого-то сна, но… «Вот он опять…» Этот далекий шаркающий звук… «Листья, это листья шуршат по стенам – или ветер. Наверное, ветер…» Но звук шел не снаружи. Волоски на руках у Брана поднялись дыбом. «Он внутри, он где-то здесь – и становится все громче». Бран приподнялся на локте, вслушиваясь. Ветер на самом деле дул, и листья шуршали, но было что-то еще, кроме них. «Шаги». К ним кто-то шел. Или что-то шло.

Это не часовые. Часовые никогда не покидают Стену. Но в Твердыне Ночи есть и другие призраки, еще страшнее. Взять хоть Безумца-Топора – старая Нэн рассказывала, как он снимал сапоги и крался по замку в темноте, не издавая ни единого звука. И только капли крови, падавшие с его топора, рук и рыжей бороды, могли подсказать, где он. А может, это вовсе и не Безумец-Топор, а то, что приходит ночью. Новобранцы все видели это, говорила старая Нэн, но когда они рассказывали виденное лорду-командующему, каждый описывал существо по-своему. «За год трое из них умерли, а четвертый сошел с ума, а сто лет спустя, когда оно явилось снова, те новобранцы шли за ним, закованные в цепи».

Но ведь это только сказка. Незачем себя пугать. Того, что приходит ночью, нет – так сказал мейстер Лювин. А если оно и было когда-то, то ушло из мира вместе с великанами и драконами. «Ничего здесь нет», – решил Бран.

Однако звук теперь стал еще громче.

«Он идет из колодца», – понял Бран, и это испугало его еще больше. Что-то поднимается к ним из-под земли, где царит мрак. «Это Ходор разбудил его своим дурацким камнем, и теперь оно идет сюда». Бран плохо различал этот звук за храпом Ходора и стуком собственного сердца. Не кровь ли это капает с топора? Или это слабый шорох призрачных цепей? Бран еще больше насторожил слух. «Шаги». Это точно шаги, каждый чуть громче предыдущего. Но сколько ног производит этот звук? В этом колодце такое сильное эхо. Ни падения капель, ни звона цепей Бран не слышал, но было еще что-то, кроме шагов… тонкий скулящий звук, будто кому-то больно, и тяжелое дыхание. Шаги, однако, звучали громче всего – и они приближались.