Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 2: Блуждающий огонь

Вокруг всей усадьбы закипела битва. Понимая, чем им грозит заточение, фьялли отчаянно рвались наружу; квитты били их при каждой попытке перебраться через стену. Было похоже, что какое-то чудовище рвется из пещеры, а его не хотят выпустить; но оно стремится на свободу сразу сотней голов, сотней рук с зажатым оружием, плюется стрелами и копьями. Деревянная стена уже горела, кое-где на постройках занимались крыши. От дыма делалось труднее дышать. У Дага не шли из ума Волчьи Столбы. Но эти воспоминания жили отдельно: его руки делали то, что требовалось. Он уже был ранен в плечо копьем из-за стены, но почти не замечал раны и не чувствовал боли. Все его силы были сосредоточены на одном: удержать чудовище. Это его кусок войны. Маленький, темный, тесный, дымный, дышащий отвратительным запахом крови и смерти.

Ворота и стена в нескольких местах обрушились, в проломах образовались очаги отчаянной схватки; звон железа и крики висели над темным берегом. Пламя затмило белый блеск луны. И почти с удивлением Даг обнаружил, что фьяллей не так много, как казалось поначалу: через стены уже почти никто не лез, все они сосредоточились в проломах. Наиболее сильный кулак собрался в воротах: должно быть, фьялли хотели пробиваться к берегу, к кораблям.

Постепенно в других проломах квитты оттеснили врагов внутрь усадьбы и сами вступили во двор. Еще немного – и фьялли будут окружены без прикрытия стен. Близкая победа воодушевляла, мощная волна несла вперед, совсем как тогда, после заклинания Вальгарда. Мельком вспоминая его, Даг не мог отделаться от ощущения, что берсерк где-то рядом, что это его щит мелькает красным отблеском справа, что это его голос, как рев боевого рога, зовет нажать, ударить… Нет, это тот хёльд с седым пятном в бороде, Халльгрим или Халльбьёрн, как его…

И вдруг фьялли резко отступили назад и бросились единой толпой в ворота. Лишь на миг квитты дрогнули, и остатки фьяллей устремились в прорыв. Кто-то кричал в общем шуме, отдавая им приказы, но рассмотреть их старшего не удавалось.

– Догнать! За ними! Бей! – свирепо орал Сиград хёльд, дикий и страшный, с оторванным рукавом и большим размазанным пятном чужой крови на груди. – Я вам за моего Толстяка…

Почти не сопротивляясь, фьялли бежали к морю, и квитты били их на ходу, в спину, как придется.

– Чтоб ни один не ушел! Ни один! – кричал Эйвинд хёльд. – От кораблей отсекай!

На морском берегу пылал огромный костер, все пять кораблей были спущены на воду и лишь придерживались носами за отмель, чтобы не снесло. Вокруг них стояли с оружием наготове не меньше полусотни фьяллей. Вместе с теми, кто вырвался из усадьбы, их опять стало почти столько же, сколько осталось от квиттов. Прибежавшие из усадьбы фьялли ворвались внутрь освещенного круга и скрылись за щитами дозорных. Навстречу квиттам полетели стрелы. Впереди лежала неширокая полоса берега с тушами пяти кораблей, и огромный костер бросал отблески на сотни клинков во вражеских руках. Здесь проходила грань между тьмой и огнем, между землей и морем, между своими и чужими, между миром живых и миром мертвых.

Откуда-то с севера пролетела черная птица – ворон. Вернувшись, он закружил над костром, и все, квитты и фьялли, не сводили с него глаз.

– Это знак! – сам себе сказал Даг и шагнул вперед. – Кто у вас старший? – громко крикнул он, обращаясь к молчащим фьяллям.

Над берегом пролетел неслышный вздох. Сжимая оружие, те и другие ждали, будет ли ответ. А Даг вышел вперед, опираясь на копье, и вдруг сам себе показался похожим на Одина. Но захлебнуться гордостью ему не грозило, потому что рана в плече вдруг сильно заболела, а дышать было так тяжело, что ему приходилось делать перерыв почти после каждого слова.

– Я – Даг сын Хельги, хёвдинга Квиттингского Востока, – продолжал он. – Кто старший среди вас, кто может говорить со мной?

– Я, – почти тут же ответил молодой голос, и один из фьяллей шагнул вперед. Судя по его виду, он еще не участвовал в битве. – Я, Хродмар ярл, сын Кари ярла из Аскефьорда. Я достаточно хороший собеседник для тебя?

В голосе его звучала раздраженная издевка, но Дагу было не до обид. Глянув в лицо собеседника, Даг содрогнулся: он был готов драться с людьми, а не с троллями. Даже в неверном свете костра было видно, что все лицо Хродмара ярла покрыто мелкими шрамами, не оставившими гладкой кожи даже на ширину волоска. Весь его облик в дрожащем свете пламенных языков, в блеске острой стали, в отсветах морской волны за спиной казался нечеловеческим, точно это какой-то злобный дух, воплощение кровавой ночи.

– Хродмар ярл из Аскефьорда! – присвистнул за плечом Дага Халльгрим хёльд. – Да это просто подарок! Он – почти то же самое, что сам Торбранд Тролль! Торбранд конунг его любит, как сына! Не очень-то ему будет весело узнать, что его любимец сложил у нас свою распрекрасную голову!

– Ты поторопился, Хродмар ярл, забираться так далеко на Квиттингский Восток, – продолжал Даг. – У нас вам будет не так легко, как в других местах. Мы не хотим быть рабами вашего конунга и не будем. У нас есть кому биться с ним. И я предлагаю тебе вот что. Пусть твой конунг назначит день битвы, а до тех пор не пытается разорять наш берег. А когда настанет срок, тогда Отец Ратей решит, кому достанется победа.

– Я не могу решать за конунга, – не сразу ответил Хродмар ярл.

– Я предлагаю вот что, – говорил Даг. Он почти не верил, что с этими гордыми и непримиримыми людьми можно договориться, но попытаться он был обязан. Отец этого хотел бы. – Ты останешься у нас. А твоих людей мы отпустим и даже дадим один корабль. Они сообщат вашему конунгу новости. И пусть он пришлет кого-нибудь назвать день битвы. Мы обещаем, что посланцам не будет причинено вреда. И тебе тоже. А перед битвой мы отпустим тебя назад к твоему конунгу, и ты сможешь снова испытать свое боевое счастье. А если тебе это не нравится, то ты можешь принять бой прямо сейчас. Но только знай, что у меня и сейчас не меньше людей, чем осталось у тебя, а во все ближайшие усадьбы послано за помощью. Сюда подходит еще в три раза больше людей. Так что здесь вам не так повезло, как хотелось.

Хродмар ярл молчал. Сдаться, признать себя побежденным каким-то мальчишкой, сыном квиттинского хёвдинга, да еще пойти в заложники… Торбранд конунг не слишком обрадуется, узнав, что его любимец, на многократно проверенную удачу которого он так рассчитывал, отличился подобным образом. Лучше бы он не ждал Хродмара из Медного Леса, а послал сюда кого-нибудь другого. Асвальда Сутулого, например. «Женитьба отняла у него удачу! – наверняка скажет Асвальд, когда узнает об этом. – Это и понятно: зачем было брать в жены квиттинку?»

А в этой женитьбе и было все дело. Никогда раньше Хродмар не жалел своей жизни и без колебаний предпочел бы плену смерть в бою. Но теперь он не торопился в Валхаллу, потому что дома, в Аскефьорде, его ждала жена. А может быть, и дети, только такие маленькие, что их еще не видно. И он хотел к ним вернуться. Очень хотел. Он умирал от страшной болезни, горел в усадьбе, сражался во множестве битв, его топтал великан и засыпала каменная лавина. Он выжил, и теперь хотел жить дальше. С таким трудом завоеванное счастье изменило его, наполнило властной жаждой жизни. И сейчас Хродмар думал не о Торбранде конунге, а только об Ингвильде. Она ждет его и хочет, чтобы он вернулся. Лучше ему вернуться с опущенными глазами, чем умереть с гордо поднятой головой. В конце концов, ему не предлагают предательства. Фьяллей и их конунга не обесчестит, если они сразятся с квиттами в одной битве, решительной и последней. И для них это лучше, чем распыляться и тратить силы по мелочам.