Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 2: Блуждающий огонь

Хродмар Удачливый не хуже Хеймира Наследника знал, что фьялли не бессмертные и их земля не бесконечная.

– Хорошо, – наконец сказал Хродмар ярл. – Подтверди обетом все, что ты сказал, Даг сын Хельги.

Черный ворон медленно описывал круги над их головами, точно невидимой нитью сшивал тьму и огонь, землю и море, своих и чужих, жизнь и смерть. И теперь Даг чувствовал огромную гордость, словно одержал небывалую победу.

Уже на другой день в усадьбе Ягнячий Ручей толпилось полным-полно гостей, жаждущих поглазеть на героев, на плененного фьялльского ярла (говорят, это побратим самого Торбранда Тролля! Да ну вас, не побратим, а приемный сын! Ведь у Торбранда нет детей! Вот он и остался совсем без наследников! Значит, боги за нас!), послушать рассказы о битве от самих ее участников. Среди прочих явился и Брим Зевака из-за ручья, скрывавшийся в лесу вместе с домочадцами. С собой он привел дочь Ботхильду и сына Стари – кругленького толстячка лет шестнадцати, с розовым серьезным лицом, рассудительного и неторопливого.

– Что? – не понял Ингъяльд. – Этого зовут Стари? А где же твой младший? Шустрый такой? Или у тебя всех сыновей зовут Стари?

– Какой младший? – в свою очередь не понял Брим хёльд, такой же толстоватый и неторопливый, как и его отпрыск. – У меня всего один сын.

– Даг! Равнир! – позвал Ингъяльд. – У меня что, в глазах помутилось? Они говорят, что Стари – вот этот. Но ведь к нам приходил другой!

– Приходил к вам? – изумился Брим. – Стари от меня на шаг не отходил! Так я его и отпустил бы бегать ночью возле фьяллей! У меня голова на плечах есть! У меня один сын, и неизвестно, сумею ли я, случись с ним что, раздобыть другого!

Это немудреное признание вызвало в гриднице громкий хохот. Переждав его, Брим пояснил:

– А к вам, как видно, приходил наш Перевертыш. Он любит забавляться – выдавать себя за человека. Видно, теперь моим сыном назвался.

– Какой еще перевертыш?

– Мы его так зовем. Это тролль такой. Живет у нас на ручье. Говорят, он еще маленький. Тролленок. Он любит ходить к людям и сам человеком притворяется. От него вреда нет, у нас его подкармливают. То морковку, то молочка… Ох, ну, мне теперь с этим пожаром до зимы работы хватит! Хорошо хоть утварь кое-какую успел вывезти… А теперь еще эти трупы! Дали бы вы мне людей – таскать, закапывать… А?

Брим из Поросячьей Радости уже думал о своих хозяйственных заботах, а люди из Тингваля недоуменно смотрели друг на друга.

– А что, по-моему, все отлично! – хихикнул наконец Равнир и дернул свое янтарное ожерелье. – Пойду расскажу Хродмару ярлу, что нам помогают даже тролли. Если у фьяллей есть головы на плечах, то они не станут связываться с таким грозным противником!

Светило солнце, и вода во фьорде казалась не серой, как было зимой, а темно-голубой и теплой на вид. Ветер гнал по ней бесчисленные мелкие волны, в них дрожали отблески света – неисчислимые улыбки морской великанши по имени Небесный Блеск. Обрывистые склоны берегов зеленели свежей травой, в нескольких местах с обрывов стекали прозрачные ручьи. Хельга всегда думала, что они живые, и подолгу разговаривала с ними, вслушиваясь в журчание стремительных струй по древним камням. А дальше, за горловиной фьорда, видной отсюда, с мыса Трех Сосен, расстилалось море – такое же темно-голубое, ровное, как полотно. В Хравнефьорд пришла весна.

Собственно, она пришла давно – уже кончался грасмонед, «травяной месяц». [19]В свежей траве на склонах пестрели розовые, голубые, белые, светло-желтые головки цветов. Они так красиво обрамляли розоватые и серые гранитные валуны, что, казалось, сами камни высунулись из-под земли погреться на солнышке, полюбоваться ясным весенним небом и подставляют старые, усталые лица нежной ласке юных цветочных рук. Не зря наступающий месяц зовется ламбимонед – «ягнячий». Бабушка говорит, это оттого, что пришла пора выгонять на пастбища ягнят, но Хельга верила: в это сияющее, вольное, душистое, светлое время любой старик ощущает себя ягненком.

Все-таки она пришла, весна, в которую зимой с таким трудом верится. Пришла, и ни далекая война, ни раздоры, ни тревоги не смогли ей помешать. Грозная тень Повелителя Битв не заслонила дороги прекрасной Фрейе, которая ищет, настойчиво ищет любимого мужа и непременно находит, что бы ни случалось на земле.

– вспоминалась ей древняя песня, и казалось, что вещая вёльва говорила не о Гибели Богов и новом возрождении мира, а об этом – о весне, которая непременно придет. И гибель, и возрождение увидит каждый, и незачем веками дожидаться на пирах Валхаллы. Открой глаза и смотри…

Вокруг мягко пел ветер, играл свежей листвой, Хравнефьорд тысячей внятных и дружных голосов пел песни весны. Ветер и ветви, камни и волны – такие разные, но никогда не ссорятся. Боги создали их, чтобы каждый жил своей жизнью и не мешал другим. Почему же люди не следуют этим простым и мудрым законам? «Человек – такое странное животное! – говорил когда-то Эгиль. – Ему всегда чего-то не хватает, всегда мало того, что он имеет».

Было тихо, но Хельга вдруг ощутила, что в песне ветра появился новый, едва различимый призвук. Ни одного внятного звука – просто ветер и ветви заметили, что среди них появилось новое существо. «Идет, идет, идет…» – шептали голоса, и Хельге слышалось в них стихийное, светлое ликование. Кому они могут радоваться, кроме как… Нет, это не он. Ворон к ней больше не придет.

Хельга обернулась. На опушке леса, шагах в десяти позади, стоял Хеймир сын Хильмира и внимательно смотрел на нее. Ветер поигрывал длинными прядями его волос, как веточками молодого стройного ясеня, одну забросил на плечо, покрытое белым мехом диковинной накидки.

Встретив взгляд Хельги, Хеймир улыбнулся и медленно шагнул к ней. Хельга смотрела на него серьезно: она знала, что он придет. Ей все время казалось, что он хочет что-то ей сказать. Стоило Хеймиру ненадолго потерять Хельгу из вида, как он начинал беспокоиться сам не зная о чем и искать ее. А найдя, не знал, что сказать. Привыкнув к этому, Хельга и сама начинала недоуменно оглядываться: где он, почему не идет?

Вдруг ей вспомнилось лицо того мужчины с бородой, который сидел у прозрачного источника в туманном мире Нифльхель. Тогда она подумала, что знает его, а сейчас сообразила: просто он показался ей похожим на Одина, такого, каким она его представляла себе. И в лице Хеймира ей вдруг ясно увиделось сходство с тем видением. Когда у него вырастет длинная борода, а волосы отступят ото лба назад… Но Один никак не мог попасть в Нифльхель. И почему Хеймир должен быть на него похож? Хельга не знала, но все это не удивило ее. Она ведь знала, что в мире нет ничего отдельного.