Иан Эсслемонт - Пристань Мертвого Дома

Впрочем, опасения рассеялись, когда жреца ввели в камеру ожидания Гражданской Ямы. Похоже, казнь состоится днем.

Утренний свет косо падал сквозь узкие пыльные окна. Камера наполнялась дневной жарой. Нарастало приглушенное бормотание. Кажется, собралась изрядная толпа. Затем раздался тихий стук в дверь. Он поднял брови. Неужели? Вежливый стук?

- Да?

Клык открыл дверь, вошла служительница в белой рясе. Обеими руками она держала глиняную чашу с густой темной жидкостью.

Тайскренн узнал "милость Д'рек" - одуряющее снадобье, которое притупит грядущую боль. К сожалению, оно подавляло и разум. Молодая женщина выставила чашу, понурив голову.

Он покачал головой, изумившись, что пришлось проглотить слюну, чтобы сказать: - Нет.

Она склонилась сильнее. - Не нужно храбриться, Тайскренн.

- Не желаю идти к Д'рек с отуманенным рассудком.

Служка кивнула. - Понимаю. - Отошла к двери и застыла там, вся дрожа. - Мне жаль, Тайскренн. Не все согласны с этим.

Он нахмурился. Не согласны с чем? С казнью? С возвышением Телло?

Клык Д'рек схватил женщину за руку и вытащил из камеры, с грохотом захлопнув дверь.

Он сидел в тишине и морщился. Неужели была фракция, готовая пойти за ним? Неужели своим бездействием он развалил ее? Но он ничего не просил и ничего не желал!

Так он сидел, слыша нарастающий и стихающий рев, смех - казнили преступников, мелких нарушителей правил культа - пока не раздался одинокий голос. Неразборчивыми сквозь камень словами он объявлял его выход, перечислял так называемые преступления.

Разумеется, вскоре дверь открылась, Клыки поманили его наружу. Встав, он поразился: во рту было сухо, ладони вспотели, излучая жар. Лишь плоть, напомнил он сам себе, страшится неминуемой гибели. Лишь плоть.

Его вели по узкому коридору меж грубо стесанных каменных блоков. По сторонам виднелись камеры с осужденными; вонь мочи, кала и пота пропитала спертый воздух. Тайскренн не ощущал неудобств, едва замечая окружающее; он знал, что скоро станет куда хуже. Сквозь двери впереди сочился скудный свет, давая видеть надписи на стенах, вроде: "Скажите Герине, я любил ее", "Будь проклята сука Салин" и "Прости вас Д'рек".

Клык впереди вынула алый пояс. Поманила его к себе, велела повернуться. Странно ошеломленный, Тайскренн повиновался. Руки его были туго связаны поясом.

Он едва слышно фыркнул, признавая жест. Телло, похоже, не был лишен поэтического дара.

Железный засов лязгнул, тяжелая преграда заскрежетала, отворяясь; Тайскренна вытолкнули на ослепительно яркий песок Гражданской Ямы. Он долго моргал, приспосабливаясь к свету, вокруг нарастал рев, мучительный ураган криков, аплодисментов, воплей, брани и приветствий.

Поглядев вперед, он нашел ярусы почти полными. Салин и Телло получат свою долю славы.

Он послушно вышел в середину широкой круглой ямы. Под сандалиями хрустели тысячи сухих хитиновых панцирей. Солнечный жар обрушился с небес, а он даже не мог высвободить связанные сзади руки, прикрыть глаза. Тайскренн проклинал жару: одежда его мигом пропиталась потом и тяжело обвисла на теле.

Пот, подумал он отстраненно и методически. "Я так потею, потому что... испуган. Вот. Сам сказал. Могу признать. Ужас перед неведомым. Хотя бы в этом я един с окружающим стадом".

Примерно в центре он встал и обернулся к главному ярусу. Яркий свет не давал различить лиц - только море темных ряс. Мало-помалу крики и рев стихли настолько, что одинокий голос смог прорезаться над злобным бормотанием.

- Тайскренн! - прокричала верховная жрица Салин.

Он вздернул подбородок, надеясь, что в этом увидят непокорство и гордость. Впрочем, он задыхался, сердце частило, сигнализируя неизбежную слабость плоти. "Дыши глубже", велел он себе.

- Твои преступления против единства культа были исчислены, приговор написан. Ты найден виновным в возвышении самолюбивых желаний над верой в Д'рек. Скажешь последнее слово, прежде чем свершится ее суд?

Странно, думал он, моргая, стоя пред всеми, как жадные до власти люди стремятся обвинить оппонентов в собственных грехах. Он открыл рот, но не нашел в себе сил для речи. Сияние солнца заставило глаз слезиться - откуда еще могли взяться влажные потеки на щеках? А стеснение в груди, не дающее проронить ни слова - конечно же, это праведный гнев!

- Ничего? Молчишь? - бросила Салин. - Даже не будешь молить Д'рек о снисхождении?

Ее заявления ужалили Тайскренна сильнее, чем вся нелепица суда, трусливая подлость приговора и фарс милосердия. - Молить? - прокаркал он слабым голосом. - Это вам нужно молить о снисхождении!

Однако Салин уже дала знак барабанщикам, громовая какофония лишила его последних надежд быть услышанным. Тем не менее темная масса рядом с Салин, которая могла быть Телло, зашевелилась - то ли в смущении, то ли от боязни, что он сдастся перед самым концом.

Однако он не желал давать им такого удовлетворения.

Он встретит Д'рек с большим достоинством и храбростью, чем все другие... хотя все сильнее его беспокоили глаза, влага жгла их, а он не мог утереться...

Тогда он повернулся ко всем спиной и стал ожидать конца. Грохот барабанов сотрясал песок под ногами, земля вибрировала, созывая своих обитателей. Он знал: там, во тьме пещер и лазов они шевелятся, ползут, слыша зов. Скоро они насядут на него, киша, кусая, заползая в рот и ноздри, пока он не...

Тайскренн яростно заморгал, ноги вдруг заколебались, готовые отказать.

Жара, решил он. Всего лишь треклятая жара...

Шуршание прибывающей орды донеслось до него. Казалось, оно стало громче барабанов. Вокруг, все ближе... Он моргал, избавляясь от слез, желание бежать стало неистовым. Нет, сказал он себе. Погоди!

Колючая волна захлестнула ноги. Бесчисленные коготки трогали плоть. Миллионы ножек бегали по лодыжкам.

"Погоди! Нет! Не так... я хотел не этого..."

Нарастающее онемение от стоп ползло выше, ему было трудно стоять. Тайскренн пал на колени - ли ему так показалось. Паразиты поднимались приливом или он проваливался в их гущу? Он не понимал.

Онемение захватило грудь, за что он был благодарен, ибо колышущийся ковер насекомых уже охватил потный рот и закрытые глаза. Он не мог закрыть ноздри, и они заползали туда - крошечные серебрянки и хищные личинки. Затем дыхание вырвалось, подобно взрыву, и твари потекли в открытый рот.