Гай Хейли - Пертурабо: Молот Олимпии

В мир постепенно возвращались цвета. Из деревень и усадеб, что льнули к склонам долины, далеко разносились шумы, издаваемые просыпающимися семействами. Дома стояли в опасных местах — на утесах и скальных уступах. Присмотревшись, он заметил также, что холмы покрыты замысловатыми узорами террасных полей и грязеуловителей, мальчик понял, насколько важен для местных жителей каждый сантиметр плодородной почвы.

Дорога влилась в тракт. По гладким, плотно подогнанным плитам иногда проезжали телеги, запряженные тягловыми животными. Было еще безлюдно, и группа быстро продвигалась в глубь долины. На подступах к реке путь обогнул защитную насыпь из камней, выложенных между принесенными разливом валунами. Чуть позже отряд пересек водную преграду по широкому мосту. На другом берегу дорога резко пошла вверх и обвилась вокруг крутого утеса, почти нетронутого рукой человека — за исключением тщательно высеченных ступеней.

На вершине вздымались стены Лохоса, возведенные из глыб песчаника. Пригнаны они были настолько точно, что казалась единым, бесшовным целым с пиком, на котором их возвели. И все же, хотя стены росли из горы и состояли из того же материала, они отличались от нее так же, как мальчик отличался от мужчины. Укрепления превосходили скалы в изяществе и величии. Они окружали пик и поглощали его, доказывая, что человек превосходит мастерством природу. В этом смысле ребенок и крепость были похожи.

Оглянувшись на паренька, Мильтиад с нескрываемой гордостью произнес:

— Стены Лохоса, непробиваемые и несокрушимые.

— Ничто не вечно, — заметил Пертурабо.

Опцион нахмурился.

Дорога поднималась идеальными зигзагами. Посередине тянулось углубление, предназначенное для стока воды, также возчики упирали в него стопорные шесты. Когда путь стал еще круче, плиты сменились ярусами брусчатки, дающими опору. На подходах к вершине каждый поворот охраняли небольшие бастионы.

Группа вышла на полукруглую площадь, высеченную в толще скалы. Мальчик увидел массивные, обитые бронзой с прочными металлическими шипами деревянные ворота. Надзирали за ними из двух колоссальных башен.

Мильтиад остановился перед створками и постучал в маленькую дверцу, находившуюся в задней части левой башни, — там, куда сложно было подвести таран. Когда ее открыли, Пертурабо разглядел узкую лестницу, перекрытую железной решеткой на петлях. Ребенок догадался, что здесь уязвимое место оплота.

— Уже назад, суб-опцион? — поинтересовался стражник.

Он носил не такое облачение, как Мильтиад, и говорил надменным тоном. Выражение лица охранника изменилось, когда солдат, отступив, указал рукой на паренька.

— Сообщите во дворец, — потребовал он. — С нами мальчик.

Так, пройдя через потайной ход, Пертурабо впервые оказался в Лохосе.

Пока они шагали по крутым извилистым улицам, город еще только пробуждался. Туда-сюда сновали ночные трудяги да те, кого работа вынуждала подниматься рано.

Пертурабо никогда не видел столько людей. Во всяком случае, сколько себя помнил — с того самого момента, когда очнулся на утесе и начал взбираться по нему. Потом он встретил Мильтиада — вот и все, что приходило на ум. Небогатый, однако, жизненный опыт. Но сколько же нового мог преподнести ему город?

В ожиданиях Пертурабо не ошибся. Сам воздух здесь был напоен чувствами и мечтами тысяч сновидцев, возвращавшихся из грез в реальный мир, и это привело его в восторг.

Лохос ярусами поднимался по склону до самого дворца на разровненной вершине, а мощные стены были настолько высокими, что закрывали от солнца целых три нижних уровня.

Мальчик в сопровождении солдат шел по главной дороге, минуя узкие улочки между жилыми домами с маленькими окнами и рыночные площади, где, раскладывая товары, непринужденно болтали купцы. Периодически, всегда на одинаковом удалении друг от друга, им попадались гигантские цистерны, у которых толпились слуги, носившие на головах сосуды с водой, а ближе к верхним районам города начали появляться огромные храмы и другие постройки с крышами из сверкающей бронзы.

Но все собой затмевал дворец. Под его стенами раскинулась просторная площадь, башни венчали три купола, а ворота были украшены прекрасными барельефами из серебра и золота. Стоило Пертурабо взглянуть на окна, как в его голове тут же возникли точные значения их пропорций, нагрузки на конструкцию, а также все математические уравнения, необходимые для расчета этих и других параметров. Он узнавал материалы, их свойства и легко раскусывал замыслы архитекторов.

Озираясь по сторонам, мальчик чувствовал одновременно удивление и обиду. Восторг от созерцания чего-то занимательного быстро угасал, когда в мозгу всплывали сопутствующие знания, лишая радости открытия. Но даже так дворец, главенствовавший над городом, восхитил ребенка. Здесь, над крышами и стенами, открывался прекрасный вид на мир. Вдалеке, за плодородными землями, Пертурабо увидел поросшее кустарниками плато, на которое он выбрался с утеса. Еще дальше расстилалась голубоватая пелена дыма и тумана, а за ней виднелись и другие пики. Горы вздымались повсюду, куда ни посмотри, залитые оранжевым светом молодого дня. Их склоны были ссечены древними разработками, отчего превратились в уступы, а на вершинах красовались могучие форты.

Мильтиад вернул обратно устремившееся было к далеким краям внимание паренька.

Величественные ворота со скрипом отворились, и дворец предстал перед ним.

Тиран уже проснулся. Он ждал гостя.

Между высокими колоннами мраморного зала выстроились шеренги солдат в бело-золотых доспехах. Под открытыми шлемами застыли суровые лица. Слабое свечение электрических канделябров терялось в лучах яркого солнца.

По обе стороны от громадного трона возвышались две титанические статуи. Застывшие в пафосных позах с вытянутыми правыми руками, они казались живыми героями, хотя и тотемы, что они сжимали в левых, и их одеяния, и сами рельефные тела — все было исполнено из железа.

А на самом троне восседал тиран — некрупный мужчина средних лет, голову которого венчала металлическая корона, стилизованная под сосновые ветви. На сгибах его рук покоилась пара золотых скипетров — свою власть правитель демонстрировал с напускной небрежностью.

На первый взгляд он не производил впечатления. Тонкие конечности. Округлый живот, ясно различимый под царственным пурпурным хитоном. Редкие черные волосы, зачесанные так, чтобы прикрывать череп, а на деле лишь подчеркивавшие жидкость шевелюры. Длинный торчащий нос, близко посаженные глаза. В окружении стройных, опрятных, симпатичных помощников и толп патрициев, поголовно выше ростом и богаче одетых, он еще больше походил на человека, с которым жизнь сыграла злую шутку.