Гай Хейли - Пертурабо: Молот Олимпии

— Мы слишком долго возимся с башней, — заметил опцион.

— Орудия замолчат в течение нескольких минут, — ответил Пертурабо.

— Стража никогда прежде не захватывали. Но должен признать, твой план работает.

— Я не собираюсь его захватывать. Я его уничтожу, чтобы все в Кардисе четко понимали наши намерения.

— Впечатляет, — нехотя произнес Мильтиад. — Но Кардикронский проход перекрывают шесть стен, и пробиваться через все будет слишком долго. Союзники Кардиса скоро выдвинуться сюда. Многие города только и ждали шанса низвергнуть Лохос. Я боюсь, что своими действиями ты, полководец, дал им повод уничтожить нас.

— По-твоему, сколько времени уйдет, чтобы пробить стены и взять город? — поинтересовался Пертурабо, глядя в ущелье, где от склона до склона протянулись еще четыре стены, и каждая следующая была выше предыдущей.

А за ними, в пелене запыленного воздуха, маячили бледные силуэты городских бастионов.

— Вместе с цитаделью? Недели две, не меньше, — прикинул опцион. — И это еще очень оптимистичный прогноз при условии, что у тебя останутся солдаты. Вся эта авантюра со штурмом безрассудна.

— Она идеально просчитана и разыграна в точности, как я и планировал. Ты сам все видишь. Город будет моим через три дня.

Мильтиад пожал плечами. Ему, похоже, уже было все равно.

Пертурабо улыбнулся. Бои на двух ближайших рубежах стихали. Его танки уже заняли первый двор и были готовы отразить возможную контратаку войск Кардиса во втором. Стены были уязвимы для огня, если атака шла изнутри.

У подножия башни Стража прогремел чудовищный взрыв. Орудия еще продолжали стрелять, когда вся внешняя часть форта накренилась и оползла по склону. Огромные куски камня полетели в ущелье подобно разбросанным детским кубикам.

— Что ж, быть может, ты и прав, — сдался Мильтиад.

Пертурабо отбросил мертвое тело Адофа, тирана Кардикоры, и сам воссел на его трон. Чертог правителя своим видом очень отличался от лохосского: его архитектурное оформление выражало особенности местной геологии и национального характера. Но в остальном это был такой же безумно затратный символ демонстрации власти и могущества деспота — идеальное место для Пертурабо.

В зале собралась толпа знати, генералов и богатейших купцов Кардиса. Весь город был окутан дымом — его резкий запах проникал даже в тронный зал, а страх добавлял атмосфере едкости. Испуганные взгляды благородных особ то и дело метались к трупу их господина.

Пертурабо пристально смотрел на людей, прикидывая, насколько они могут быть полезны. Несомненно, их смерть доставила бы ему немалое удовольствие. Такие горделивые, надменные… Он уже натерпелся высокомерных глупцов в Лохосе, но если дома он не мог перебить их всех, то здесь они были целиком в его власти. Устрой он казнь, это повлияло бы на ход всей войны. Некоторые города, возможно, быстрее бы капитулировали от страха, других же это чувство лишь укрепило бы. Он раздумывал, а стадо перед ним трусливо безмолвствовало, боясь даже спросить о своей участи, пока вокруг полыхал их город.

Снаружи, как того требовал обычай, шел четырехчасовой грабеж. Пертурабо дал солдатам утолить жажду безделушек и погромов — одно из немногих правил боя, которые он еще намеревался соблюдать. Война на Олимпии прежней уже не будет.

Было ли это проявлением мягкости или жестокости? Вероятно, всего понемногу. Полководец Лохоса опустился на трон тирана — настолько огромный, что пришелся ему как раз впору. Окровавленные пальцы скользнули по подлокотникам.

Наконец Пертурабо заговорил:

— Вы все видели, как быстро мы взяли город. И вот я сижу здесь, размышляя о вашей судьбе. Будучи приверженцем логического подхода, я пытаюсь понять, нужны ли вы мне живыми или мертвыми.

Он выдержал паузу, давая сказанному дойти до умов присутствующих. Долго ждать не пришлось — они и сами всё прекрасно понимали.

— Увы, не каждую переменную можно включить в уравнение войны, и потому я спрашиваю себя: каким я буду выглядеть? И — вас, полагаю, это тоже занимает — каким я хочу выглядеть? Логика требует, чтобы я отбросил все эмоции и принимал решения, руководствуясь лишь объективными фактами, но я не могу. Пытался, но успех ускользал от меня. Как бы сильно я ни отличался от вас и как бы ни старался преодолеть недостатки плоти, я все еще человек. У меня нет желания становиться тираном. Я победил, и месть мне не нужна. Без предупреждения я принес вам войну, о чем сожалею, но я начал ее не из кровожадности, а во имя высшего идеала — мира.

На лицах в толпе отразилось презрение. Пара человек, казалось, хотела ответить. Пертурабо повысил голос:

— Ибо война может сотворить мир. Не те короткие периоды затишья, к которым привыкла Олимпия, а долгий и всеобъемлющий мир, когда никому не будет нужды поднимать оружие против соседа. Я говорю о рождении новой эры.

— Мир из железа! — воскликнул престарелый мужчина. — Это не мир вовсе.

— Это мир. — Пертурабо на мгновение замолчал. — Ты Антиб Кардисский. Я читал твои труды и через них узнал тебя. Ты всегда говоришь от сердца, как и я сейчас, и научился этому я благодаря твоим книгам. Спасибо. Мы понимаем друг друга, и я буду к вам милостив. Никому из вас не нужно сегодня умирать. Вы сохраните свое имущество, положение и политическую власть, но уже как подданные великой державы Лохоса.

— Он предлагает сатрапию! — презрительной фыркнул Антиб. — Вы только послушайте! Он плюет на все наши традиции. Мы тебе не какой-то жалкий городишко, а один из Двенадцати!

— Больше нет. Покоритесь — и будете процветать вместе с Лохосом. Ваши мужчины будут служить в наших армиях, ваши рудники откроются для нас. Я принесу вам богатства и прогресс, которые вы пока не можете даже представить.

— А если мы откажемся? — спросил Антиб.

— Тогда я вас убью. И, смыв с рук вашу кровь, сделаю все, чтобы от вашего города не осталось камня на камне, а его жители никогда больше не знали свободы.

— Какой же это мир?!

— Смерть — мир наивысшего порядка, — изрек Пертурабо, — бесконечный и абсолютный. Сам я предпочитаю другие его виды, но, если вы того так хотите, я подарю вам мир смерти.

Вскоре над парапетами и разбитыми башнями Кардиса поднялся флаг Лохоса. Все богатство редких ископаемых перешло в руки Пертурабо, а он имел на них большие планы.

Началось объединение Олимпии.

Пертурабо одиноко стоял посередине безликой железной сферы стратегиума-минорис, что выдавалась из стены над командной палубой. В центре находился подиум, окруженный поручнями из некрашеной стали.