Хелег Харт - Двухголовая химера

Тоска и отчаяние ушли без следа. Вместо них осталась лишь светлая грусть: даже воспоминания о Лине больше не причиняли боли. А ещё я поймал себя на том, что вспомнил её лицо в мельчайших деталях, впервые за несколько недель. Как будто исчезла неведомая преграда, которая мешала мне помнить её. И тот ещё вопрос – из чего эта преграда вообще состояла? Может, из отчаяния. А может, из любви. Как бы то ни было – разве получится теперь разобраться?

Спустя какое-то время я понял, что меня тормошат – и, вернувшись к реальности, увидел своих друзей. Оказывается, мы всё ещё находились в древнем гротескном замке. Отряд вообще не заметил ничего странного – кроме моего припадка, конечно. Мол, я просто замер на месте и начал бормотать околесицу, выпучив глаза.

Я попытался рассказать правду, но мне не особо поверили. Наверное, сочли, что я рехнулся – обычно именно такова бывает причина прямого разговора с верховным богом. Я это понимал, как понимал и то, как припадок выглядел на фоне моего общего состояния, поэтому не мог винить друзей в неверии. И только Рэн, пристально посмотрев на меня со стороны, сказал:

– Ты изменился.

И был прав. Мои прежние мысли и планы казались мне не очень-то здравыми. Больше того, они были похожи на лихорадочный бред. Отказываться от них окончательно я всё же не хотел, но их точно стоило скорректировать. Однако прежде мне требовалось устаканить весь ил, который Явор поднял со дна моей души.

Пытаясь разобраться в своих чувствах, я всюду натыкался на противоречия. Жажда жизни, ворвавшаяся в меня стремительным потоком, как весна после долгой зимы, не могла заглушить чувство досады. Похоже, богу так и не удалось реморализовать меня полностью – потому что оптимизм по-прежнему казался неуместным и неправильным. Мне стало плохо оттого, что мне стало хорошо.

А причина проста – я страдал, потому что хотел страдать, потому что чувствовал вину и отсутствие в своей жизни самого важного, и мне не нужна была ничья помощь. Теперь же изменился мой взгляд на собственное существование – насильственное, если можно так выразиться. Явор вырезал из меня всё, что, по его мнению, было лишним. Однако что если среди всего этого было что-то по-настоящему важное? Я не мог этого понять. Ощущение было сродни растерянности человека, потерявшего всё и вынужденного как-то сводить концы с концами в новых условиях. Я не мог даже решить, хорошо это или плохо. Оставалось принять всё как есть и как-то с этим жить.

Поэтому мы передохнули и пошли дальше – туда, где нас ждало таинственное Средоточие. Мало кто представлял, что мы будем там делать, а я теперь представлял это хуже всех. Нам предстояла стычка с Грогганом, которая не предвещала ничего хорошего. Однако я почему-то не сомневался, что сориентируюсь на месте. Залихватское было такое чувство: «прорвёмся». Слишком уж похожее на эйфорию. Я откинул сомнения, смело смотрел в будущее и наслаждался полнейшим отсутствием плана.

Дурак, дурак, дурак.

– Рэн. Рэн! Проснись!

Взволнованный шёпот сопровождался тычками в бок, от которых нельзя было не проснуться.

Пуэри разлепил глаза и повернулся, спросонья пробормотав:

– В чём дело? Уже моя смена?

Фигура Кира, застывшая над охотником, тёмным пятном выделялась на фоне светлеющего утреннего неба. Гном, воровато оглядевшись, зашипел:

– Тише! Какая смена, сегодня нет твоей смены!

– Тогда чего ты меня будишь? – пуэри отвернулся и подложил руки под голову. – До подъёма ещё часа два…

– Да тише же ты! Всех сейчас разбудишь. Ты не поверишь, что я тут увидел! Пошли, покажу!

– Я лучше сны посмотрю, – сказал Рэн, всё же перейдя на шепот.

– Слушай, это важно, – неожиданно серьёзно сказал копатель. – Нужно, чтобы ты посмотрел, потому что я не знаю, что, чёрт возьми, думать.

Пуэри со вздохом сел на лежаке и потёр лицо ладонями.

– До подъёма не подождет?

– Нет!

Охотник огляделся: рядом с потухшим костром, укутавшись в тёплые плащи, спали Арджин и Литесса.

– А где Эн? – поднимаясь на ноги, всё тем же шёпотом спросил он.

– Пошли, сейчас увидишь. Осторожно, об рюкзаки не запнись.

Остатки сна окончательно слетели с пуэри, потому что он понял, чем вызвано странное поведение гнома – той же причиной, которая заставляла его самого последние полторы недели внимательно приглядываться к преобразившемуся чародею.

Они осторожно двинулись с места стоянки, стараясь не шуметь. Арджин, через которого им пришлось перешагнуть, приоткрыл глаза, оглядел застывших на мгновение спутников, но, видимо, принял их за сновидение, потому что через секунду повернулся на другой бок и снова засопел.

Если бы не занимающийся рассвет, темнота была бы хоть глаз выколи. День уже прибавил в длительности, ведь начался февраль, но вечная пелена облаков пока ещё мешала заметить разницу, так что Рэн старательно ступал след в след за гномом, который уводил его от места ночлега куда-то на запад.

С момента инцидента в «кривом» замке они прошли почти весь путь, отделяющий их от моря – осталась пара дней пути, не больше. Уже здесь ландшафт заметно сгладился, и ветер обрёл ещё бо̀льшую силу, чем раньше. Несколько раз за последние дни пролетали редкие снежинки и таяли, едва коснувшись земли, но уже одно их появление ободрило отряд – Острохолмье заканчивалось, и его мрак постепенно оставался позади.

Однако по мере того, как оживала природа вокруг, напряжение только накапливалось. Конец пути близился и пугал своей неизвестностью. Рэн ясно ощущал этот страх – по хмурым лицам, по отсутствию разговоров в пути и повышенной нервозности отдельных членов отряда – в основном того же Кира.

Один только Энормис выглядел теперь на редкость весёлым: он шутил, дразнил скрипящего зубами гнома и взял за привычку неожиданно менять тему разговора с серьёзной на откровенную чепуху. Поначалу пуэри казалось, что это всё тоже от нервов, но, присмотревшись, с удивлением понял, что тот и правда находился в хорошем расположении духа – и от этого становилось не по себе. Человека словно подменили. Он мог идти молча несколько часов, а потом неожиданно рассмеяться, просто так, без причины, порой он подолгу смотрел на пустое место у костра, и создавалось впечатление, что там кто-то есть, почти каждый вечер он вызывался дежурить, оставляя на сон всего пару-тройку часов, и при этом не выглядел переутомлённым. Эти странности вот уже несколько дней служили причиной для настороженных переглядок в остальном отряде. Несмотря на это обсуждать их пока никто не решался.

Кир и Рэн удалились от стоянки на десяток саженей, когда до них донёсся приглушённый голос чародея.

– Я встал отлить и случайно услышал его, – прошептал гном. – Тише, а то заметит. Давай вот сюда.