Хелег Харт - Двухголовая химера

– Мне кажется, народ не очень-то доволен, что лишился любимчика, – возразил Рэн, но в ответ ему Архимагесса лишь махнула рукой.

– Это ерунда. Церковь сделает из Сарколы мученика, и все будут довольны. Он и сам себя им сделал на площади. Никто не посмеет винить в его смерти церковников, потому что фактически горожане сами затащили его на костёр. Найдут какого-нибудь козла отпущения, может быть даже того епископа, что так горячо обличал Сарколу, и сожгут его на том же месте. У него-то вряд ли хватит выдержки вести себя с таким же достоинством. Будет кривляться и орать, как все остальные. Так что народ успокоится.

– И при этом Прокуратор своего добился, – кивнул Арджин и достал кисет, намереваясь закурить. – Саркола-то мёртв. Да и князь в накладе не остался. Ну и что, что напали на дворец? Делов-то, траур объявить. Ради сохранения трона и не на такое глаза закрывают.

– Не удивлюсь, если это нападение было спровоцировано с его согласия в том числе, – сказала Литесса, задумчиво теребя локон. – Они с Прокуратором разыграли отличную партию. Нападение на дворец, скорее всего, было просто подготовкой к сегодняшнему дню. Спровоцировали народ, чтобы выставить князя пострадавшей стороной, пустили несколько особенно мерзких слухов о Сарколе, чтобы подготовить почву. Сегодняшнее происшествие, насколько я слышала, началось с отказа Сарколы дискутировать с либрийскими епископами о правдивости своих теорий. Чем не повод подвергнуть сомнениям все его слова?

– Ага, ага, ты заметила, как всё гладко прошло? – подхватил Арджин, у которого картинка сложилась только сейчас. – Людей никто не разгонял, не успокаивал, епископу позволили произнести такую разогревающую речь и даже напасть на собор. Куда, спрашивается, смотрела стража с гарнизоном?

– В сторону, – коротко ответила Стальная Леди и снова пригубила глинтвейн. – Разумеется, князь был в курсе о затевающемся погроме. Да и что там погром, он бы не глядя согласился разрушить собор до основания, лишь бы убрали этого зарвавшегося священника. Поэтому едва Саркола решил сдаться, в дело вступила стража, чтобы не дайте Боги чего не сорвалось. И, как говорят кантернцы, опаньки! Угрозы нет. Правда, вышла накладочка – перед смертью Саркола-таки успел вернуть себе людскую веру, хотя бы частично. Но это уже дело второе. Главное, на трон больше никто, кроме княжеской династии, не претендует, гениальные идеи типа Божественного Царства не будоражат людские умы, а с виноватыми разобраться намного проще, чем с народной верой.

– Твой цинизм убивает меня, – сказал Рэн, невесело улыбнувшись.

– Поживи с моё, – Литесса пожала плечами.

– А сколько тебе лет, кстати? – спросил пуэри, и тут же поймал на себе настороженный взгляд разведчика.

– Нетактичный вопрос, Рэн.

– Да ничего, – равнодушно отозвалась Литесса. – Я своего возраста не стесняюсь. Мне двести тридцать два.

Арджин поперхнулся дымом, закашлялся и, едва сдерживая выступающие слёзы, выдавил:

– Ты.. кхе… отлично сохранилась.

– Не ожидал? – улыбнулась женщина, довольная произведённым эффектом. – Мне удалось заморозить старение уже в тридцать шесть лет. Но вот наш светящийся мальчик, я вижу, не слишком удивился. Каков же твой возраст, Рэн?

Глаза Литессы светились странным интересом.

– Если я не ошибся при подсчётах по вашему календарю, через двадцать девять дней мне будет восемьдесят.

– Молодой ещё, – улыбнулась Архимагесса.

– Очень, – вернул улыбку Рэн, смутно замечая, что её взгляд становится каким-то уж слишком благоприятным.

Арджин, переводя взгляд с него на Литессу и обратно, вдруг неловко поежился и поспешил заполнить создавшуюся паузу:

– Отличный глинтвейн. Жаль, что у нас в Либрии его не готовят.

– Зато северяне не знают, что такое грог, – сказала Архимагесса, переведя взгляд на продолжающего мучиться над балладой музыканта.

Парень, одетый в лёгкий полушубок и штаны плотной ткани, старательно проигрывал одну и ту же секцию мелодии, надеясь ухватить ускользающую рифму к слову «сожжён».

– Почему вообще еретиков сжигают? – спросил Рэн, наблюдая за его потугами.

– Считается, что огонь очищает заблудшие души от зла, – поморщившись, ответила Литесса.

– Нет, почему их вообще нужно убивать?

Вопрос повис в воздухе. Собеседники явно не понимали смысла спрашивать об очевидном.

– Потому что они искажают святую Истину, – с сомнением сказал разведчик. – По крайней мере, так говорят церковники.

– Это оправдание, – покачала головой Литесса. – На самом деле еретики создают подводные течения в Святой Церкви, что чревато её расколом. А так как идею уничтожить намного сложнее, чем её носителя, намного проще сказать, что душу его попутал бес и предать очистительному огню. Люди боятся этого «очищения», а потому кивают головами и держат вольные мысли при себе.

– Ну, это твоё мнение, – пожал плечами Арджин. – Я слышал много разных теорий.

– Я правильно понимаю, что людей сжигают за инакомыслие? – уточнил Рэн.

Немного подумав, его собеседники кивнули.

– О, люди, – сказал охотник, разочарованно вздохнув. – Какая долгая вас ожидает дорога.

– … сказало высшее существо, – усмехнулась чародейка.

– Сарказм? – удивился пуэри. – Но ведь очевидно, что вера – это дело каждого.

– Только не в мире людей. Здесь ты или соглашаешься со всем, что тебе скармливают, или имеешь своё мнение и бодрой походкой шагаешь на костёр.

– Это религиозное рабство, а не вера, – возразил Рэн. – Если у вас всё происходит так, как ты говоришь, это не значит, что так и должно быть.

– Ха-ха, Рэн! Не смеши! – воскликнула Архимагесса. – Даже если когда-нибудь перестанут сжигать за ересь, верующие всё равно будут смотреть на инакомыслящих со снисхождением, как на заблудших детей. Таковы люди! Я – прав, а те, кто не согласен – не правы.

– В том-то и есть ваша проблема, – глядя ей в глаза, сказал охотник, решивший на этот раз не сдаваться. – Вы не понимаете, что каждый имеет право на своё мнение, даже если говорите, будто вам всё равно. Если бы ваша Святая Церковь не боялась раскола, этого священника не стали бы сжигать. Каждый решил бы для себя сам, во что он верит.

– Да, тогда бы его просто прирезали, – хмыкнул Арджин. – Князю-то он по-прежнему мешал бы.

– Вот скажи нам, Рэн, каков образец религии? – снисходительно улыбаясь, сказала Стальная Леди. – Какова религия пуэри?

– У нас нет религии. – жёстко ответил Рэн и заметил тень досады, пробежавшую по лицу чародейки. – Нам не приходится приучать детей к мысли о существовании Творца. У нас нет учения для его познания, и уж тем более нет свода правил, которые он якобы нам завещал. Мы приходим к пониманию устройства мироздания сами, каждый в меру своих способностей. Потому что наши мысли свободны. Не скованны рамками идеологий. Мы не равняемся на чьё-то мнение, потому что от рождения имеем право на собственное.