Хелег Харт - Неприкаянный

(снова размытые знаки)

Зажёг последний факел. Во рту всё ссохлось, да и в желудке тоже. Руки немеют. Недолго мне осталось.

Больше не могу спать. Всюду мерещатся пауки. И братьев видел – они будто бы мимо проходили, но на крик не отозвались. Как же так? Неужто и ум меня покидает?

Покидает. Я вдруг снова запамятовал, что ноги отнялись. Взял – и встал. А потом опустил голову и увидел паучьи лапы вместо ног. И как заорал… А крика не услышал.

Стены вибрируют. Всё время. И всё время шаги. Без перерыва, никак не смолкнут. Даже когда зажимаю уши.

Спина уже не болит. Вообще ничего не болит. На руках раны, а кровь не идёт. Не знаю, может я уже умер. Как будто горю. И Огонь Глубин горит…

Не. Могу. Плохо. Пауки. Стен не видно».

Это была последняя разборчивая запись. Несчастный пытался написать что-то ещё, но уже не мог или не видел, что пишет. Угольные каракули плавали по странице, смешиваясь с кровавыми разводами. Очевидно, у копателя случился припадок, поэтому он зашвырнул книжку в угол. Если он и пережил приступ безумия, то умирал уже в полном одиночестве.

Я присмотрелся к скелету. На костях не было ни следов зубов, ни других отметин. Даже добить его было некому.

– Понятно теперь, кто это, – сказал Кир. – Это Скори. А Тик – это его бывший ученик, который со временем стал напарником.

– Ты знал их?

– Нет, только слышал. Я тогда ещё и не думал идти в копатели. Скори собрал восемь ходоков, чтобы дойти до Огня Глубин. Это самая нижняя точка. Нашли всех, кроме этих двоих. Скори даже не знал, что остался последним.

– Что, весь отряд погиб?

– Оказывается, да. Четверо погибли на двадцать седьмом. Их тела нашли совсем нетронутыми – наверное, Тени поработали. Оставшиеся пустились наутёк и для верности разделились. Здравое решение, но это не помогло. Торк и Норк погибли на двадцать пятом. А Тик и Скори, оказывается, уходили до самого шестнадцатого, и тут напоролись на саламандру. Обидно. Всего ничего оставалось пройти…

Кир раскрыл свой мешок и сунул туда книжку Скори.

– И сколько он здесь лежит? – осторожно спросила Лина.

– Давно. Лет сорок. Пойдёмте, нечего тут стоять.

Мы оставили мёртвого копателя и пошли дальше, а я вдруг задался вопросом: как давно существует эта профессия? Я знал, что война гномов с обитателями Глубин длится уже не одну сотню лет, но точные даты никто из историков не указывал. Кир наверняка мог рассказать, но момент был явно неподходящий, поэтому я решил повременить с расспросами.

Безоглядная радость выветрилась из нас в одночасье. Стало не до шуток. Мертвец напомнил нам, что жизнь – в любом случае явление временное, а удача переменчива. И то, что мы выкарабкались один раз, не означало, что опасность миновала навсегда.

Может быть, отчасти благодаря этому фортуна больше не спешила нас наказывать.

Во всяком случае, она не наказала нас сразу же. Следующие три дневных перехода я не назвал бы безмятежными, но ничего столь же серьёзного, как памятный обвал, не случилось. Зато нам пришлось много убивать.

Сперва нам удалось поохотиться. Три долбильщика – это такие четвероногие твари с когтеобразным костяным наростом на лбу – расположились у колодца и не пожелали уходить. Пришлось их зарубить. Кир тут же предложил отведать блюдо, которое мы никогда не пробовали, и начал свежевать трупы. Мы с Линой смотрели на это действо со смесью отвращения и ужаса, но отказываться не стали. В итоге после прожарки мясо оказалось очень даже ничего. Мне даже отдалённо напомнило баранину.

Ещё мы впервые за весь поход ввязались в драку, когда случайно набрели на группку гоблинов. Обычно нам удавалось или обойти неприятеля, или спрятаться, но эти буквально выпрыгнули на нас из-за угла. Пришлось и их зарубить. Благо, отродий оказалось всего семеро.

Под конец третьего дня ноги завели нас в огромную пещеру-оранжерею. Она была вытянутой, и по всей длине прямо посередине текла подземная река. По словам Кира, некогда в оранжерее выращивали съедобные травы и клубни, но после ухода гномов все гряды заросли бурьяном. В таком виде мы её и застали: из густой щетины травы торчали тонкие стебли со светящимися венчиками, и во все стороны по камню тянулись спутанные кудри вьюна. Мы с Линой сначала обрадовались, что снова увидим настоящую живую природу, но жестоко ошиблись. Зелень здесь и рядом не лежала – растения в лучшем случае были бледно-жёлтыми, да и пахли весьма неприятно. Даже самый живой уголок подземелий выглядел лишь чуть живее, чем мёртвым.

Мы направились к реке, чтобы набрать воды, и чуть не наступили на притаившуюся в зарослях многоножку. Гадина, видимо, жила в оранжерее очень давно, мутировала и отожралась до полуторасаженной длины. Она победила в моём личном конкурсе самого отвратительного создания Нириона. Её мы тоже убили.

Частенько Кир резко останавливался и вёл нас в обход, потому что чуял впереди опасность. Приходилось доверять его интуиции, даже если она ничем не подкреплялась. Вот и про оранжерею он сказал: здесь мы спать не будем. Мы с Линой попытались возразить, мол, здесь воздух свежее, и вообще кроме нас в пещере не осталось ни одной живой души, но гном был непреклонен. Мы снова углубились в тоннели и остановились только когда отошли на значительное расстояние.

На привале копатель вдруг подошёл ко мне и попросил посмотреть мечи.

– Тебе их сам мастер Крорри дал? – спросил он, вертя оружие в руках.

– Нет. Я их купил.

– Купил? – удивился гном. – У кого?

– У того, кто не знал их истинной стоимости, – уклончиво ответил я. – А что?

– Да ничего. Сам-то знаешь, сколько они стоят?

– Мастер Крорри намекнул, что много.

– Много? – Кир даже крякнул от удивления. – Парень, если бы существовало заклинание, от которого все вокруг начинают срать чистым золотом, эти клинки всё равно стоили бы дороже его формулы. Когда ты их в последний раз точил?

– Пока ещё ни разу.

– Вот то-то и оно. Это чёртова сталь, а не какая-нибудь хренотень. И баланс тут соблюдён, и всяких прибамбасов полно. Захочешь зачаровать – пожалуйста, лучше материала не найти. Плюс оружие парное, а значит почти наверняка замагниченное.

– Какое?

– Такое. Пробовал хоть раз один от другого унести на десяток-другой шагов? Нет? Правильно, всё равно не получится. Как только расстояние между замагниченными клинками слишком увеличивается, они стремятся соприкоснуться. Эту связь и не разрушишь, пока не расплавишь саму сталь. А если связь порвётся – они всё равно расплавятся.

– Не слышал про такое, – сказал я с недоверием, но решил при первой же возможности проверить слова гнома.

– Ты, я так понял, ещё многого про своё оружие не знаешь, – усмехнулся гном. – С замками-то уже разобрался, небось. Конечно, они на поверхности. А знаешь, что их можно утяжелять? Клинки кажутся тонкими, но это впечатление обманчиво. Внутри есть пустота. Замок откручивается… – Кир попытался свернуть рукоять, но не смог и призадумался. – Нет, тут не откручивается. Значит, сам клинок отщёлкивается. Да, точно! Где-то на ручке или гарде спрятан рычажок, отпускающий пружину. Нажимаешь – клинок отстреливается. Внутрь него можно залить текучее серебро, чтобы лучше подогнать под себя. А к рукояти клинок крепится тонкой цепочкой из той же чёртовой стали. Сообразишь, зачем это сделано?