Хелег Харт - Неприкаянный

Двадцать четвёртый, двадцать пятый…

– Стойте! – Кир выставил руки в стороны, чтоб мы не пролетели мимо.

– Что такое?

– Видите волны на лестнице? – в месте, куда он указывал, по камню и в самом деле пробегала рябь. – В этом дерьме можно запросто утонуть, так что прыгайте!

Он прыгнул первым, с места перемахнув оставшееся до площадки расстояние.

– Я не… – девчонка не успела договорить – я швырнул её в объятия гнома и прыгнул сам.

Уже в конце пролёта мы услышали сзади рычащий вопль, и Кир злорадно хохотнул. Троглодиты почуяли неладное слишком поздно – тех, что успели остановиться, столкнули напирающие со спины. Таинственная жижа поглотила их тела так быстро и хищно, что у меня волосы дыбом встали. Но остальные словно и не заметили ничего: они сходу перемахивали опасный участок и оказались уж совсем неприлично близко к нам.

– Быстрее! – заорал я. – Догоняют!

Лина засеменила ногами с такой скоростью, что догнала Кира, но тот крикнул:

– Куда?! Вляпаться захотела?! – и одним рывком отправил её обратно.

Двадцать шестой, двадцать седьмой… Двадцать восьмой!

Лестница оказалась в два раза короче, чем предыдущая, резко уйдя в угольно-чёрный пол. Он оказался таким гладким, что мы заскользили, едва ступив на его поверхность. Вокруг обуви при каждом шаге взлетали облачка пыли: видимо, никому не нравилось здесь ходить.

Потолки резко опустились, мне пришлось сгибаться почти пополам, чтобы бежать дальше. Стены стали грубыми и неровными – никто и не думал наводить здесь красоту. Местами приходилось буквально протискиваться через особо узкие места.

– Вот настырные! Даже по Базальту бегут, не боятся! Видать, сильно оголодали?! – последнюю фразу Кир проорал так, чтобы слышали троглодиты. Ответом ему был рык нескольких преследующих нас тварей.

Лина поскользнулась и упала, я подхватил её свободной рукой и толкнул вперёд. Девушка побежала дальше, а вот сам я чуть не растянулся на полу. Треклятые лестницы изрядно нас измотали, и, наверное, только страх не давал упасть от усталости.

– До Четвёртых Врат слишком далеко, не доберёмся! Придётся ломиться в Пятые, они тут рядом! – крикнул гном.

– Они открыты? – спросил я, стараясь не сбить дыхание.

– Скорее всего нет, но ты надейся!

Внезапно коридор стал свободным и широким, углы вливающихся в него переходов явно разбили чем-то тяжёлым, по стенам и потолку тянулись глубокие борозды, словно кто-то вёл по ним раскалённым кайлом. Я насчитал восемь поворотов, прежде чем коридор кончился высоким длинным залом. Из него не было выхода.

Зато были Врата.

Базальтовый куб, растущий прямо из пола. Вместо одной грани – зеркало, в котором мы увидели собственные отражения. В самом центре зеркала темнела квадратная ниша с каким-то приспособлением.

– Поворачиваем! – Кир попытался резко остановиться, но проехал ещё сажень по скользкому полу. – Здесь заперто!

– Не успеем, они слишком близко! Открыть сможешь?

– Попытаюсь, но это займёт время!

– Я выиграю тебе его, пытайся! – я бросился к единственному выходу из зала.

– Только не как в прошлый раз! – истерично добавил гном, чем заставил меня улыбнуться.

Я вовсе не собирался снова замуровывать нас. Был и другой способ закрыть брешь.

Собой.

Возьми плохого бойца, добавь ему силы, ловкости, умения – и получишь хорошего бойца. Развей его реакцию, научи мыслить стратегически, и хороший боец превратится в хорошего воина. Но награди одного воина сильной волей – и он заменит целое войско.

Я вытягиваю из ножен второй меч и вхожу в коридор. Он достаточно широк, чтобы размахнуться, но слишком узок, чтобы кто-то смог проскочить мимо меня. Руки и шея выполняют знакомые движения, ноги чуть раскачивают тело из стороны в сторону, дыхание выравнивается. Навстречу из темноты катится нестройная волна врагов. Я закрываю глаза. Биение сердца замедляется.

Только воля способна сделать человека мастером. Потому что мастерство – это прежде всего победа над собой. Многократная. Постоянная. Мастерство – это способность прогибать под себя границы возможного. Побеждать, когда поражение неизбежно. Презреть боль в рвущихся от напряжения мышцах и драться. В нужный час становиться сильнее, чем человек, и быстрее, чем мысль.

В этом и состоит коренное отличие обычного воина от мастера.

Воин владеет мечом. Мастер принадлежит мечу.

Оружие воина – сталь. Оружие мастера – дух.

Точно заворожённая, Лина смотрела на гротескную масляно поблёскивающую массу, с каждой секундой приближающуюся к Энормису. Безглазые уроды закрывали собой и стены, и пол, да так, что, казалось, им нет числа.

Девушка встала в двух шагах от чародея, чтобы в случае чего подстраховать, и постоянно оглядывалась на Кира. Гном возился с дверью, двигая какие-то прямоугольники в нише. Судя по сопению и ругани сквозь зубы, пока у него ничего не выходило. Троглодиты уже набегали, и на миг девушке показалось, что они просто сметут всё на своём пути, как лавина, но… вместо этого они почему-то остановились в нескольких шагах от Эна.

А он просто стоял. Не встал в стойку, даже не поднял оружие. Лина было решила, что Энормис впал в ступор, но потом заметила, как ровно он дышит и как наклонил голову. Эн даже не смотрел на врагов! Словно угрозой были не они, а он. Да он ли это вообще? Энормис всегда казался ей необычным, но человеком. А тот, кто сейчас стоял к девушке спиной, был скорее холодным бритвенно острым лезвием клинка.

Похоже, троглодиты тоже это чувствовали – потому и остановились, хотя время работало не на них. Лина и сама бы сейчас не рискнула подойти к впавшему в боевой транс чародею. Она смотрела в тёмный зев тоннеля и понимала: троглодиты не пройдут. Он не пропустит.

И всё же они не отступили. Замешательство быстро сошло на нет, слепые твари воинственно заревели, ринулись в атаку – и первые двое тут же легли под ноги собратьям.

Даже в памятном сражении на пограничной заставе Лина не видела, чтоб кто-то так дрался. Здесь чародей задействовал совсем другой стиль боя: быстрый, вычурный и за счёт этого совершенно непредсказуемый, словно один сплошной финт. Эн перетекал из одной позиции в другую, вращался, подпрыгивал и наклонялся под такими углами, что, казалось, вот-вот упадёт – но не падал. Шаги его были уверенными, взмахи клинков – филигранными, цепочки ударов рвались на отдельные звенья и складывались в другом порядке. Из-за быстроты движений Лине чудилось, что суставы Энормиса гнутся во все стороны – словно он окончательно потерял человеческую форму.

Медлительные и неповоротливые, троглодиты не дрались – они подбегали и погибали, иногда даже не успевая использовать свою единственную попытку дотянуться до человека. Уже через полминуты они прыгали на Энормиса с кучи мёртвых тел. Только когда стоять стало совсем неудобно, он начал отступать.