Олесь Бердник - На огне святом сожжем разлуку

- Кто вы?

- Люди с далекого края, где заходит солнце - ответил Зореслав, пытаясь правильно выразить мысль чужим языком - Мы много странствовали в чужих краях, пока пришли сюда, к наивысшим горам. Мы были в рабстве, судьба освободила нас. Мы - искатели.

- Чего хотите? - не меняя позу, спросил неизвестный.

- Живой воды. Должны ее найти у Рода и Лады, наших звездных пращуров. Так завещано мудрецами нашего края.

Мужчина шелохнулся, его глаза блеснули, словно угли. И угасли.

- Следуйте за мной - решительно сказал он, вставая с камня.

Побратимы направились за новым проводником, они уже привыкли к молчаливой послушности. Тропа извивалась по такой крутизне, что захватывало дух. Река исчезла где-то слева, вокруг серели голые скалы. Между ущельями появилось хмурое городище, окруженное высокой стеной. Вокруг него струился глубокий поток, к узким вратам вела вымощенная черными плитами дорога, а дальше - мост на толстенных цепях.

- Ты со мной - ровным голосом сказал проводник, поглядев на Зореслава – Твои спутники пусть подождут здесь.

Дуб хотел возразить, но Зореслав глянул неодобрительно, и побратим промолчал. Вместе с Ветрограем сели они над потоком, а проводник с яровитом прошли по мосту к вратам, которые бесшумно отворились. Вокруг не было и души: ни стражи, ни тех, кто мог бы открыть.

Проводник вел юношу в подземелье по узкой лестнице. Кое-где в нишах брезжил призрачный свет, будто жар в кузнечном горне. Чем ниже спускались они под землю, тем тревожнее становилось на душе Зореслава. Наконец они вошли в большой зал, где высился болван какой-то богини. На шее у нее белели бусы из человеческих черепов, в одной руке она держала человека, во второй - кровавый нож, которым собиралась отрезать голову обреченного. Богиня танцевала, стоя одной ногой на груди сильного юноши, его веки были закрыты, будто в глубоком сне. Зореслав так увлекся поразительной фигурой, что остановился. Проводник остановился тоже, скупо сказал:

- Кали.

- Кто такая? - спросил юноша.

- Наивысшая мать.

- Почему страшная? Зачем черепа?

- Так ее видят люди, пока спят, как тот бог, что на котором она танцует. Он спит и видит сны, будто мать Кали пожирает живые существа. На первый взгляд, это действительно так: человек рождается, чтобы умереть - вот что такие бусы, надетые на шею богини.

- А в действительности? - тревожно спросил Зореслав.

- Надо проснуться.

- И что будет?

Незнакомец помолчал, лишь остро глянул на юношу. Зореслав вздохнул, покачал головой.

- У нас тоже есть Большая Мать. Мы ее называем Живия, потому что она дает жизнь. У нее прекрасное девичье лицо, добрые руки, цветы и колосья хлеба в ладонях. Наша Живая говорит, что смерти нет, смерть есть лишь для того, кто ее боится.

- И ты веришь в ту сказку?

- Меня так научили.

- Почему же ты хочешь живой води? - улыбнулся проводник, и между его бровями залегла глубокая морщина.

- Это не мое желание - ответил яровит.

Внезапно свет погас. Юношу окутала кромешная тьма. Ни звука. Глухая всепоглощающая тишина.

Страх родился в сердце, коснулся сознания: что случилось, куда он попал? Яровит ступил шаг вперед, протянул руку туда, где только что стоял проводник. Там никого не было.

Среди мрака блеснула фиолетовая зарница, громыхнул оглушительный гром. Зореслава ослепило. Там, где была фигура Кали, замерцало багряное сияние: на голове статуи загорелся глаз, призрачным светом освещая подземелье. Юноше показалось, что перед ним отворилось пространство, а из трещины выросла могучая фигура мужчины: длинные темные волосы вихрились, будто степной смерч, глаза изменялись цветами радуги, вытянутое лицо было волевым, властным и привлекательным. Он схватил Зореслава за плечи, глянул в глаза, в самую сокровенную глубь души. Яровит почувствовал, будто раскаленный прут прожег его естество, всколыхнул тело в глубине.

- Кого ищешь? - загремел громкий голос.

- Рода и Ладу наших пращуров - прошептал парень.

- Глянь на меня - послышалось в ответ - Ты нашел то, что искал. Я - звездный сын, вечно юный и бессмертный. Чего жаждешь?

- Живой воды.

- А что отдашь за нее? - пророкотал голос, и Зореславу услышал в нем насмешку - Ведь немалого ищешь. Знаешь, что даром ничего не достается?

- Что у меня есть? Лишь я сам.

- Есть душа, сердце - отрицал голос, а пылающие глаза вперились в душу парня - отдаешь их мне?

- Бери! – устало прохрипел Зореслав, мгновением позже почувствовал тревожное предостережение. Но было поздно. Перед внутренним зрением мелькнуло укоризненное лицо Бояна, темные провалы его слепых глаз, послышался предостерегающий голос: «Мы есть то, что нельзя отдать».

Где-то послышался смех. Или это показалось? Волна безвольности подхватила яровита, а над ним в странном колдовском ритме раздавались зловещие слова, усыпляя сознание:

- Отныне твоя жизнь принадлежит мне.

- Принадлежат тебе - послушно повторил Зореслав.

- Ты пойдешь дальше, чтобы добыть живую воду.

- Я достану живую воду.

- Ты вернешься сюда, вернешься сюда, сюда, сюда, сюда….

- Я вернусь сюда - согласился Зореслав.

- И забудешь, где ты был, что видел.

- Забуду! - всхлипнул от страшного напряжения яровит - Забуду.

- Ты принадлежишь мне, мне, мне… - гремело в подземелье, и безразличные стены поглощали эхо, а зловещая Кали, танцуя на груди юного спящего бога, улыбалась насмешливо и загадочно.

Печерун решил довести свой замысел до конца. Темной ночью пустился он к Волчьей долине. С собой никого не брал, чтобы даже доверенные дружинники не ведали, куда он ходил.

Темные тучи закрыли дивоколо. Деревья в долине гудели враждебно и грозно. Где-то в чаще выли волки. Печерун, превозмогая мурашки, шел между зарослей, едва передвигая ноги. Иногда останавливался, вытирая из чела обильный пот, и тогда в голове пробегала трусливая мысль: а может вернуться? Царю можно сказать, что ведьма отказалась. А потом… а что потом?

Опять склоняться перед ничтожным капризным дедом. Опять мучится неутоленной жаждой власти. Царевну не склонишь к повиновению - это уже ясно. Нет, нет, надо превозмочь себя. Кто стремится достичь чего-то большого, должен идти на что-нибудь!

Так он пробирался дальше и дальше, ощупывая тропу между вековыми деревьями и сорняками. Наконец среди непролазных терновников замигал желтый огонек, над головой в ветвях застонал сыч. Печерун постучал палкой в ствол дуплистой ивы, сожженной громом, что стояла возле стремительной глинистой кручи. Послышалось свирепое кошачье шипение, блеснули огненные глаза. Советник отшатнулся назад - еще, чего доброго, глаза повыдирает котище!

Из глубины холма прозвучал загробный голос: