Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц

Насчет пира, возможно, и зря, но ничего не лезло в голову, а в момент такой вот встречи в обязательном порядке нужно говорить что-то радостно-глупое, бравурное и праздничное, а в старое доброе время просто нет альтернативы благородному рыцарскому пиру.

Меганвэйл сказал заговорщицки:

— Ваше высочество… вы не очень против… но мы там повстречали армию вашего друга графа Чарльза Делстэйджа… По крайней мере, нам так показалось, он о вас отзывался с таким глубочайшим уважением, что я даже не знаю…

— Что с ним? — спросил я жадно.

— Сожалею, — ответил он со вздохом.

— Ну? — спросил я с угрозой.

— Разбит, — пояснил он с коротким победным смешком. — Полностью. Сам, правда, спасся и ускакал, меняя коней…

Я ощутил сильнейший импульс перекреститься и воззвать к Господу, но подавил в себе эту дурость, ибо мы все вместе и есть Господь.

— Как хорошо началось, — сказал я счастливо. — Только бы — тьфу-тьфу! — не сорвалось. Дорогой друг, позвольте вас еще раз обнять, а теперь обнять ваших и моих друзей…

Я обнимал Арнубернуза, Фродвина, Буркгарта, Хельмута, Габриласа, Елиастера, Фитцуильяма и других военачальников, что поддерживали меня еще со времен войны с Гиллебердом.

Их глаза светятся радостью и гордостью. С таким вождем от победы к победе в кровавых сечах, когда трупами завалена земля от горизонта до горизонта, лужи крови пусть собираются в ручьи, а те бегут по полю и соединяются в реку, какая красота, какое упоение. Как вольно дышится всей грудью, когда враг истреблен и его проклятые шатры не маячат там вдали, делая больно глазам свободолюбивого человека!.

— Всем отдыхать, — распорядился я. — Знаю-знаю, вы готовы и дальше, пламенные сердца, горим и пышем, но вы шли форсированным маршем, после него всегда полагается недельный отдых, чтобы откормиться и починить обувь!

Хродульф, Леофриг, Хенгест, Меревальд и лорды пониже рангом, но тоже богатые и знатные, разобрали Меганвэйла и его военачальников, растащили по своим шатрам, гордясь победоносной мощью Варт Генца, а я вернулся к себе и велел позвать Норберта. Альбрехта, Паланта и Растера.

Альбрехт явился первым, я даже не уловил момент, когда он проскользнул в шатер, затем земля начала подрагивать, словно при легком землетрясении, наверняка сейчас муравьи начали перетаскивать личинок в более защищенное место, глухо звякнуло, словно кто-то стряхнул связку наковален, и полог отлетел в сторону, впуская скалу из железа.

Норберт и Палант пришли сразу за Растером, оба подтянутые и с непроницаемыми лицами, видно, как Палант старательно копирует старшего товарища.

— Можете сесть, — разрешил я великодушно. — Буду краток…

Альбрехт взглянул на меня обеспокоенно.

— Что случилось?

— Я всегда краток, — отрезал я сердито. — Я сказал так потому… чтоб вы все видели, что краткость — сестра! В общем, мне было видение!.. Если быстренько соберем большой и весьма ударный отряд, то будет нам щасте. Конечно, для этого придется совершить небольшой, зато коварный рейд на север.

Растер прогудел довольно:

— Пора! Я уже два дня здесь.

Альбрехт с сомнением покачал головой.

— На север? — перепросил он. — Начинаем наступление?

Их всего четверо, но гул голосов поднялся такой, в шатер в тревоге заглянул Зигфрид, но тут же успокоился и пропал.

Голоса своих военачальников, как я отметил, по большей части взволнованные и глупо обрадованные, зато тревоги и страха я не услышал, что так важно Для полководца.

— Нет-нет, — заверил я, — о наступлении тоже Думаю, а как иначе? Я такой, о чем только не думаю! Но это чуть позже, когда подойдет и Шварцкопф.

Альбрехт спросил деловито:

— А сейчас?

— Короткий тактический удар, — объяснил я. — Миротворческий. По принуждению к миру. Во имя демократии и базовых либеральных ценностей. Только не спрашивайте, что это такое, военным эти тайные заклинания политиков знать не положено.

Альбрехт спросил непочтительно:

— А вы знаете, ваше высочество?

— Я тоже военный, — ответил я гордо и тем вызвал гул одобрения, — наше дело совершать подвиги и повышать уровень чести, не роняя достоинство!.. Так вот мое указание… Нет, предложение, так как пойдут только добровольцы.

— Я, — прорычал Растер, не дослушав. — Я пойду.

— Я, — воскликнул торопливо Палант.

— Я доброволец, — сказал Альбрехт, — если ехать недалеко.

— Ладно-ладно, — успокоил я, — все вы добровольцы, я даже бить вас не буду, и так согласитесь… В общем, быстро сформируем достаточный для победы отряд, но не слишком громоздкий, чтобы не упустить, и пойдем на перехват!

Альбрехт проговорил с сомнением:

— А что это привидение сказало вам еще?.. Что там за щасте?

— Не знаю, — ответил я сердито. — И не привидение, а видение, а это как бы разница, даже большая, пусть даже я и не вижу. Но вы, граф, можете оставаться!

Он покачал головой.

— Нет уж, мне теперь интересно, что там за щасте. Я бы вам такое щасте подсунул… Со мной пойдут всего трое. Это не много?

— Нет, — сказал я. — Даже мало. Нужно набрать где-то около двух тысяч. Очень быстро!

Отряд добровольцев был сформирован меньше чем за час. Вызвались все знатнейшие бойцы, я даже встревожился, нельзя армию оставлять почти без руководства, но, с другой стороны, крупных соединений противника нет за сотню миль. Конница Мунтвига, как и моя, как и вообще любая, передвигается со скоростью двадцать пять — тридцать миль в сутки, а пешие части — пятнадцать — двадцать миль, если по хорошим дорогам, да и то при двух дневках в неделю.

Знатоки говорят, что работа пешего воина при переходе в пятнадцать миль и с обычным грузом в тридцать фунтов тяжелее двенадцатичасовой нагрузки каторжника на галерах.

А если учесть, что ни одна армия не двигается без пехоты, отдельные отряды не в счет, то мунтвиговцев ожидать скоро не приходится.

Мы выступили еще до полудня. Во главе Зигмунд, Кристиан и Говард, как же без самого молодого и жаждущего подвигов, а еще Сулливан не мог оставить друзей, да и самому, думаю, нравится вот такая жизнь, где может показывать исполинскую силу, отвагу и умелое владение оружием.

Правда, в последний момент, когда уже поднимались в седла, примчался на своем кроваво-гнедом коне герцог Мидль.

— Ваше высочество! — вскрикнул он. — Мои люди готовы!

Я проговорил в затруднении:

— Герцог…

— Ваше высочество, — сказал он твердо. — Я должен, как вы понимаете, участвовать в этом рейде.

Я не понял, с какого перепугу он обязан участвовать, но пожал плечами и ответил вежливо:

— Как пожелаете, герцог!

Мы двигались неспешно, как стадо благородных слонов, хотя кони у всех не тяжеловозы, используемые для перевозки особо тяжелых грузов, а боевые рыцарские. Они вдвое тяжелее скакунов легкой кавалерии, но в состоянии пойти таким галопом, что не уступят и арабским скакунам, хотя, конечно, только на короткой дистанции.