Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц

— Ваше высочество?

— А потом простим врагов своих, — пояснил я, — пусть даже они правы.

Схватка постепенно затихала, теперь чаще слышались тяжелые вздохи, брань и усталая ругань, чем воинские кличи.

Я кивнул Мидлю.

— Дорогой герцог, я попрошу вас взять на себя трудную задачу по транспортировке захваченной повозки и ее содержимого в наш лагерь. Можете гнать коней галопом, мы торопимся.

Он вскрикнул в негодовании:

— Ваше высочество!

— Ну тогда возьмите себе больше людей, — сказал я, — и тащитесь, как черепахи. Сэр Лихтенштейн, собирайте людей, мы возвращаемся.

Зигмунд сказал с широкой улыбкой:

— Дайте еще час… Среди моих людей много недостаточно… зажиточных. А здесь были очень богатые люди.

— Хорошо, — сказал я, — час на сбор лута и дропа, затем ускоренным маршем… надеюсь, никто не устал?., возвращаемся. А я пока осмотрю раненых.

Что-то черствею, мелькнула холодноватая мысль. О раненых вспомнил не сразу, а сейчас вот обхожу и подлечиваю своих, а чужих обхожу, им если что и останется, то останется…

К счастью, своим хватило, расходовал экономно, только бы не дать умереть, после чего чуть подлечил чужаков, но сам чувствую, что скорее по обязанности, я же рыцарь, обязан вести себя достойно и соблюдать воинский этикет…

В лагерь вернулись уже ночью. Несколько десятков рыцарей, узнав, что позади тащится шателленский герцог Мидль, охраняя захваченную добычу, тут же вызвались выехать навстречу.

Удерживать их не стали, и вскоре стук копыт отдалился и затих, а потом в ночи растворился и свет факелов.

Я еще некоторое время интеллигентно порефлексировал, надо ли было оставлять раненых и убитых воинов противника вот так, беспомощными, но уговорил себя, что мы их не звали в наши мирные земли, где крестьяне заняты радостным трудом на благо, и вообще там не все раненые, есть и здоровые, вот пусть и помогут своим сослуживцам. И пусть скажут спасибо, что не прирезали всех, как было с пленными вроде бы при Азенкуре.

— Зигфрид, — сказал я, не высовываясь из шатра, — вели позвать Норберта, Макса, Клемента, Зигмунда, Сулливана, Геллермина… Да еще графа Арнубернуза. Если увидят еще не пьяного Фродвина, то можно и его!

В ответ донесся его бодрый голос:

— Сделаю!

Когда они входили один за другим в шатер, я корпел за картой на столе, а их всех отправлял эффектным и властным жестом, уже научился, на две длинные лавки вдоль стен.

Стараясь выглядеть уверенным и невозмутимым, это необходимо, внутри я чувствовал себя достаточно трусливо. Не из-за страха, что прибьют, здесь меня защищает стража и Бобик, а в ожесточенную сечу уже могу и не лезть, научился пренебрегать мнением дураков, что вождь должен первым лезть в бой и последним выходить. Это можно только во главе небольшого отряда, но не армии, где нужно с высоты видеть все и вовремя предпринимать контрмеры на действия противника.

Трусость в том, что впервые разрабатываю стратегию для ведения большой полномасштабной войны, и хотя да, я орел и мудрец, все знаю и понимаю, но вон даже руки трясутся, а в животе кишки завязываются в тугой узел.

Это даже не столкновение с другим королевством, они все достаточно мелкие, сейчас по факту сшибка двух империй и — хуже того! — соревнование двух идеологий. Самое гадкое в том, что идеологии по сути одинаковые: Мунтвиг воздел над своей отвратительной харей точно такое же знамя священной войны за ценности христианства, как и я над своей одухотворенной и прекрасной, гад, убить его мало, сволочь, опередил.

— Кто переходит к обороне, — сказал я наконец и повернулся к ним, — тот в конце концов проигрывает…

Альбрехт, Макс, Зигмунд, Клемент, Геллермин — все в почтительном молчании стоят возле лавок, хоть я велел всем сесть. Но это мог быть всего лишь жест вежливости с моей стороны, ни один благородный воспитанный человек не будет сидеть, если в комнате стоит леди или их сюзерен.

Только графы Арнубернуз и Фродвин поглядывают с недоумением, я вообще-то должен бы пригласить Меганвэйла, как их командующего…

— Начнем, — продолжил я, — хотя бы в единичных случаях перехватывать инициативу… что мы уже начали делать по мелочи. Ладно, перехватывать инициативу — согласен, громко сказано, но мы в самом деле можем и должны показать, что способны не только выставлять рога в глухой обороне, но и…

Арнубернуз воскликнул с воодушевлением:

— Да, пора! Ударим всей силой!

Я поморщился.

— Дорогой друг, о вас речь пойдет в самую последнюю очередь. Для удара по Мунтвигу понадобятся дисциплинированные командиры. Храбрость и отвага — потом, но сперва — дисциплина. А Меганвэйл о вас отзывается больше как о безумном храбреце, умеющем повести усталые войска в самую отчаянную атаку.

Он смутился и опустил голову, остальные посмеивались и толкали его в бока. Таких простоватых любят все, это к умникам относимся настороженно.

Голоса стали громче, все вытянули шею и рассматривают карту с расположением войск.

Граф Фродвин поинтересовался:

— И как вы собираетесь ударить?

— Я еще не придумал, — ответил я мирно, — просто идея…

Он кивнул, делая вид, что поверил, я жестом пригласил всех к карте.

Размером на весь стол, она достаточно точно показывает все реки, города и дороги, а я еще нанес горы, леса и болота, показывая, что нам нужно знать больше, чем жителям Бриттии. Мы при необходимости пройдем и через лес, а то и через болото, если это понадобится для победы.

Первым опять же начал предлагать варианты Арнубернуз, остальные присматривались, пальцами высчитывали расстояние, уже зная, что на карте с таким масштабом ноготь мизинца покрывает расстояние дневного конного перехода, а ноготь большого пальца — форсированного.

Я слушал всех, рассудительных и не очень, осторожных и чересчур горячих, наконец сказал растроганно:

— Спасибо, спасибо всем!.. Как я и ожидал, вы полны решимости отстоять наш цивилизованный мир от натиска мракобесия и тьмы со стороны диких орд Темного Властелина!.. И мы отстоим наши недемократические завоевания и наше право на!.. Отныне!.. И так мы всегда прямо и смело, с раскрытыми сердцами!.. Благодарю вас, мои друзья, вы все очень помогли, Господь зачтет вам вашу готовность нести его слово в угнетенные страны.

Они все вышли, только Альбрехт остался по моему незаметному для других знаку.

Я молчал, он выждал и спросил негромко:

— А теперь что?

— Работа, — ответил я. — Пригласи ко мне Макса, Клемента, Зигмунда, Сулливана.

Он сказал понимающе:

— Чтобы остальные не видели?

— Ну… не особенно привлекая внимание, — согласился я. — Остальные пусть пируют. Они заслужили. Предупреди, что это как бы тайное совещание. Не в смысле тайное от соратников, а чтоб не мешать им праздновать и наслаждаться победой. Дескать, кто-то заслужил отдых, а кому-то предстоит еще поработать. Уточняя и дополняя.