Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц

Ждать пришлось недолго, первым вернулся Макс, он и не собирался на пир, затем Зигмунд, чему я весьма удивился, потом пришли Клемент и Сулливан.

— Очень хорошо, — сказал я с ходу. — Значится, так. Армия Меганвэйла уже прибыла, а на днях притопает еще и армия Шварцкопфа. То есть здесь уже будет целая группировка армий, которую не так-то просто даже ущипнуть, а не то чтобы разбить. Они останутся заслоном на пути движения войск Мунтвига…

Альбрехт сказал бесстрастно:

— Это не исключает возможности, что какая-то из армий Мунтвига пойдет другими дорогами.

— Не исключено, — согласился я. — И что?

— И находясь здесь, наши армии, — пояснил он, — даже не узнают, если она пройдет за полсотни миль правее или левее.

— Узнают, — пообещал я твердо. — Мы с ограниченным контингентом выдвинемся вперед и будем отслеживать ситуацию… медленно продвигаясь вперед.

— И что? — спросил он, повторяя мои слова.

Я пояснил:

— Если над здешней группировкой нависнет серьезная угроза, мы сумеем помочь.

— Как? — спросил Альбрехт. — Ограниченный контингент отступит и поможет? Вообще-то слово какое-то дурное.

— Почему? — спросил я ревниво.

— Ограниченный, — повторил он. — Недалекий… Намек, что пойдут одни дураки?

— Граф, — сказал я, — заткнитесь. Давайте пока на то, как поведут себя здесь, набросим покров военной тайны. Можно даже строжайшей, это для внушительности. А сами сосредоточимся на подготовке рейда на вражескую территорию.

Зигмунд сказал одобрительно:

— Дерзкого рейда! Люблю.

— Прекрасно, — сказал я, — один энтузиаст уже есть. Макс, назначаю тебя другим энтузиастом и пламенным добровольцем. Твоих молодцов берем фактически всех.

Зигмунд заметил весело:

— Ничего себе отрядик!..

— И почти всю армию герцога Клемента, — добавил я.

— Ого, — сказал Зигмунд, а Сулливан только озадаченно покрутил головой.

Я пояснил:

— Этого достаточно, чтобы мы продвигались, не обращая внимания на всякие мелочи по дороге. Давайте сейчас просчитаем наш путь…

Все снова окружили стол с картой, высчитывая скорость нашего войска, где будет конница Дарабоса и Клемента, а также копейщики, лучники и арбалетчики. Впрочем, все пешие войска двигаются со скоростью не быстрее трех миль в час, это тридцать миль в сутки при двух дневках в неделю, кавалерия — шесть миль в час, хотя конники Норберта могут чуточку быстрее, но ненамного, как можно подумать, все-таки и они несут вес под двести фунтов вместе с седлом и амуницией.

Я нарочито прокладывал маршрут так, чтобы проходить мимо крупных городов и крепостей. Тут уж неважно, захвачены они Мунтвигом или нет, я хочу избегать столкновения с крупными армиями, но не с угнетенным и порабощенным народом, которому я несу авторитарную демократию, временно ограниченную по случаю военного времени и в его же интересах.

Зигмунд ревниво напомнил, что его конница в походе не уступит дарабосовской, и я понимал его аргументы. Хотя рыцарь весит вдвое больше, чем легкий всадник-разведчик, однако и конь под ним как минимум весит полторы тысячи фунтов, потому что несет полностью экипированного рыцаря, а еще и свою защитную кольчугу с достаточной легкостью, а все кони Норберта редко весят больше восьмисот фунтов, таким и свой хвост, как говорят, и уши бывают в тягость.

Правда, я распорядился взять еще и тяжелых коней для обоза. Эти гиганты ростом выше шести футов и весом в две тысячи фунтов, а то и больше, незаменимы в обозе, когда спокойно и неторопливо тянут огромные и тяжело груженные телеги, будь там оружие, доспехи, еда или раненые.

Собственно, из-за обоза мы и будем двигаться с малой скоростью, но парадокс в том, что кони под всадниками утомляются гораздо быстрее, чем те, которые тянут телеги, и потому скорость обоза на скорость армии не влияет совершенно.

Уже за полночь утрясли все, как мы полагали, мелочи, после чего я пожелал всем доброй ночи и отпустил набираться сил для похода.

На рассвете послышались радостные крики, герцог Мидль во главе своих шателленцев красиво въезжает в лагерь, лицо бледное от бессонницы, под глазами темные круги, но выглядит весьма даже довольным.

Я полусонно вышел из шатра, жестом показал ему, что никаких церемоний, мы не во дворце, а я без золотой цепи на груди и прочих знаков власти.

— Как добрались?

Он тяжело слез на землю, отвесил учтивый поклон. Рыцари начали подходить ближе, прислушиваясь к новостям.

— Без приключений, — ответил он.

— Женщины в порядке? — осведомился я. — Я все еще надеюсь, под ними оказались сундуки, доверху набитые золотыми монетами?

Он ответил с некоторым смущением:

— Сожалею…

— Нет золота? — спросил я. — Там везли не деньги армии?

— Увы, — ответил он.

— Так что же так охраняли?

Он посмотрел на меня с некоторым удивлением.

— Женщин, ваше высочество.

— Женщин? — переспросил я. — Что за дурь? Неужели есть на свете такие женщины, чтобы ради них отправляли такой эскорт?

— Похоже на то, — ответил он.

— И что это за птицы?

Он с самым виноватым видом развел руками.

— Ваше высочество, я не рискнул с ними разговаривать, помня о том, что человек я женатый…

— Ах да, — вспомнил я, — это же и я женатый вроде, кто бы подумал… только не я, понятно… С чего бы я вообще думал? Ладно, отоспитесь, а вы, сэр Альбрехт, займитесь допросом пленных женщин.

Альбрехт сказал с подчеркнутой готовностью:

— Будет сделано, ваше высочество!.. Эй, палач!

Я поморщился, но отвечать не стал, вскочил в седло арбогастра и, свистнув Бобику, понесся к городу.

С отцами города я провел около часа, уточняя как усиление защиты стен, так и деликатные вопросы снабжения армии продовольствием, а когда вернулся, заметил, что мои телохранители поглядывают на меня как-то странно и вроде бы даже прячут ехидные ухмылки.

У моего шатра с готовностью перехватили повод арбогастра, полог быстро отлетел в сторону, вышел, пригибая голову, Альбрехт, словно стал вдруг гигантом, тоже весьма не такой, как обычно, даже глаза бегают, что для его наглой морды весьма несвойственно.

— Что стряслось, граф? — спросил я с подозрением. — В недрах нашего мирного королевства зреет заговор?

— Хуже, — ответил он почти шепотом.

— Что может быть хуже? — изумился я. — Ах да, меня уже убили? И сейчас отпевают?

— Сейчас еще не убили, — ответил он добросовестно. — Это произойдет через пару минут.

— Ого, — сказал я, — тогда не пойду, сам туда лезь, тебя не жалко. И вообще подданные обязаны жертвовать жизнью ради сюзерена, да еще такого красавца!

Он вздохнул, лицо все такое же серьезное, даже не сделал вид, что уловил мой изысканный сарказм и как бы неповторимый юмор, свинья бесчувственная.