Наталия Ипатова - Ангел по контракту

— Что, черт возьми, с тобой происходит? — понизив голос, спросил он. — После этого твоего визита к богу ты завял, как маргаритка. Думаешь, это не заметно?

— А что тебе заметно? — лицо Санди совсем не изменило выражения.

— К моему огромному сожалению, твое состояние заметно не только мне. Выглядит так, будто ты потерял интерес к Тримальхиару.

— Не городи вздор! — Но этой репликой, в момент которой у Бара ожидающе взблеснули глаза, вспышка негодования и завершилась.

Бар, не мудрствуя лукаво, соорудил себе кресло, пододвинув табурет к стене и откинувшись на эту прочную спинку.

— Ты работаешь, как бешеный, — продолжил Бар, — но это не от удовольствия, а от какого-то отчаяния, как будто ты чего-то боишься. Тримальхиар будто стал для тебя обязанностью, причем тягостной. Мне не нравится этот надрыв. В самом деле, чем лучше дела у города, тем хуже выглядишь ты. А между прочим, состояние твоего духа прямо влияет на состояние духа тех, кто с тобою работает. Поговаривают, что ты знаешь нечто такое, о чем не догадывается никто, и это что-то — очень плохого свойства.

Санди пожал плечами.

— Это плохое ничуть не касается никого из них. Просто после того визита к Люитену… у меня, выражаясь студенческим жаргоном, крыша поехала. Я всю жизнь считал, что все, что со мною может произойти, зависит только от меня. От моего ума, от порядочности, от правильности моих решений. И вдруг выходит, что все это ничего не значит, если вмешивается прихоть праздного бога. Я строю Тримальхиар, полагая, что это моя единственная сказка и моя сокровенная мечта, а может быть, это вовсе и не я? А я — всего лишь оловянный солдатик из коробки Люитена? Чего на самом деле хочет он, и чего на самом деле хочу я? Что я делаю потому, что хочу, а что — потому, что должен? Кто я, человек или птица? Держишь в руках меч, а он, оказывается, вовсе и не меч, а ангел, и он еще тобою распоряжается. И Могущество, которое на поверку вышло жалкими крохами со стола Люитена. Понимаешь… Я полностью утратил представление о собственной личности. И еще Люитен сказал, что мне не увидеть расцвета Тримальхиара. Он не даст мне много времени, вот почему я так стараюсь, чтобы процесс стал необратимым. Чтобы город не опустел, когда мне придется уйти; чтобы он стал самодостаточным. И все же… это ужасное чувство, Бар, когда знаешь, что работаешь не для себя. Может, Люитен кому-то и нужен, но не таким, как я. Его существование лишает меня свободы.

— Парень, — сказал Бар, — самое лучшее, что ты можешь сделать, это выбросить все это из головы. Все, что от тебя требуется, это глядеть веселее. Ведь ничего же не изменилось, разве что в лучшую сторону. Водопровод пустили, порт функционирует, леди Джейн оснастила здесь уже три корабля и платит по-царски.

— В ущерб себе.

— Зато какая реклама! И в городе, если считать с гномами, уже тысяч пять взрослых жителей. А будет больше. И торговля по реке пошла. И это все — ты.

— Центр города в кошмарном состоянии, — сказал Санди. — Я же не могу заставлять людей работать на строительстве общественных и культурных сооружений, пока бюджет как следует не сформирован, и я не могу с ними расплатиться. Они должны работать, чтобы выжить. Да и… я не могу себе представить, как вести работы на такой высоте. Пенолит хоть и легче камня, но все равно достаточно тяжел.

— Вот об этом и думай, — посоветовал Бар. — А Люитен… Хорошо бы стравить его с каким-нибудь равномогучим конкурентом из другой сказки. Только непонятно, что из этого для всех нас может получиться. Могу порекомендовать привлечь к делу драконов. Я думаю, штук пятьдесят будет достаточно.

— Пятьдесят? — ахнул Санди. — У меня есть только один, и я вовсе не хочу, чтобы он жертвовал для нас здоровьем и личной жизнью.

Бар сидел за пределами освещенного лампой круга, и Санди не мог видеть его легкой хитрой улыбки, отлично маскируемой густой растительностью.

— У Райана, — сказал он, — помнится, были драконьи питомники. После твоей победы нечисть разбежалась, драконы улетели к своим диким сородичам на Драконьи Холмы, а их свистки… Как ты думаешь, где они?

— А куда они могли деться? Наверное, все там же, в Черном Замке.

— Наверное. По праву силы имущество побежденного принадлежит тебе.

— Ох, как не люблю я это право силы!

— Парень, а ты знаешь лучшее лекарство от меланхолии?

— Ну?

— Добротное, полновесное Приключение.

— Путешествие за драконами?

— А почему бы и нет? Со стаей в пятьдесят голов ты тут все отгрохаешь и расчистишь за пару месяцев, они даже проголодаться как следует не успеют. Знай отливай пенолитовые блоки.

— Заманчиво, — сказал Санди. — Ах, как заманчиво. Но что я скажу Сэсс? Она терпеть не может отпускать меня, а я не хочу ввязывать ее в переделки. Люитен настолько изломал меня, что я, наверное, не сумею настоять на своем.

— Я переговорю с ней, — предложил Бар. — Это дело, разумеется, не для хрупких дам.

— Был бы тебе признателен.

Они обменялись тонкими улыбками, и Бар, встав бесшумно и легко, направился к выходу. Саския уже встречала его у дверей кухни.

— Я не хотела подслушивать… — начала она с некоторой агрессивной ноткой.

— Ага, но это получилось само собой, — поддразнил ее Бар. — Это всегда выходит случайно.

— Ты хотя бы вечером оставил его в покое. Он возвращается совершенно измочаленный, ест не глядя, недосыпает…

— Законные претензии любящей жены. Послушай, Сэсс, покой — это именно то, что абсолютно ему противопоказано. Он урабатывается до полусмерти именно потому, что работа не позволяет ему оставаться наедине с невеселыми мыслями, выпивающими из него жизнь.

— Какими такими мыслями? — не на шутку разозлилась Сэсс.

— Сэсс, ему нужно прогуляться.

— Та затея, что вы обсуждали, — спросила Сэсс, — она опасна?

Бар помолчал, разглядывая ее.

— Абсолютно безопасных Приключений не бывает, — наконец сказал он. — Но это же Санди. Он выкарабкается.

— Бар, ты должен понять меня. Не знаю, почему ты помогаешь Санди, но, по-видимому, ты искренне желаешь ему добра. Он не в том состоянии, когда за него можно не беспокоиться. Когда он веселый, азартный, уверенный в себе — да, конечно, тогда я тоже беспокоюсь, но беспокойство мое жутковатое и радостное, потому что тогда я верю в него, в его Силу и его везение. Тогда он — как стрела в полете. А теперь… я не понимаю, что с ним происходит, мне его страшно жаль, и я боюсь, что счастье может изменить ему.

— Предпочитаешь, чтобы он зачах на твоих глазах?

— Что ты несешь?! Я просто не уверена, что ты придумал верное лекарство.

— Хорошо, — сказал Бар с преувеличенным спокойствием. — У кого, как не у тебя, больше всего средств, чтобы заставить его повеселеть? Или ты не очень стараешься?