Valley - Burglars trip

- Что?.. Когда?

- Часа три назад, насколько мне известно. Ведь ты сам убил его, Севочка.

Я?..

Ну да. Я. Чего я так удивляюсь. Сам и убил. Часа три назад. Но ведь он…

- Он сам просил. И ты сказал, что я обязательно должен сделать это. И… и при чем тут Гриндельвальд?

- Если ты немного размялся, то присаживайся, - он указал на стул, с которого я так глупо вскочил.

- При чем тут Гриндельвальд? – повторил я, усевшись на место и изо всех сил стараясь успокоиться.

- Ты ведь любишь арифметику, Севочка. Вот и посчитай. Один глупый мальчишка, погубив себя, сделал один хоркракс. Так?

- Да. Но ведь там…

- Именно. При том, что мальчишка был один и хоркракс он сделал один, души он разорвал две.

- И? – я понятия не имел, что из этого может следовать.

- Когда Альба рассказывал тебе о том, как создаются эти милые предметы, он ничего не говорил о способах вернуть душу в исходное состояние?

- Говорил. Ты сказал как-то, что все манипуляции с душой обратимы по определению. Я тогда его спрашивал.

- Так что он сказал тебе?

- Кажется, необходимо искреннее глубокое раскаяние.

- Все?

- Еще он говорил, что это очень больно.

- Терпимо. Все?

- Ну да.

- Хорошо. А теперь скажи мне, в чем должен раскаяться обладатель хоркракса?

Как решать подобные задачки, я знал. На этом он меня ловил столько раз, что я давно выучил. Раскаиваться надо не в целях или средствах, а в мотивах. В нашем случае - не в убийстве невинного человека, потому что это средство, и не в желании силы или власти, потому что это цель, а в стремлении перехитрить смерть. Раскаяться… в страхе смерти?

Но это невозможно…

- Как следует раскаиваться в страхе смерти? – спросил я, уже точно зная ответ.

- Умереть.

- Альбус вернул часть души… умерев? Он поэтому просил меня?

- Да.

- И… и не только себе, да?

- По нашим с Альбой расчетам, в их конкретном случае, видимо, да. Они оба всю жизнь сожалели о содеянном. Но точно это станет известно после смерти Гриндельвальда.

- Он так… так испугался, когда заподозрил, что я не смогу его убить. Он…

Я просто пытался пожаловаться. Хотел, чтобы Кес понял, как мне сейчас тяжело. И как было тяжело там, на башне.

Но он опять заставил меня вспомнить, что никакого сочувствия я никогда в нем не найду, в ответ на мои слова попросту рассмеявшись.

- Альба попал бы в очень неприятную ситуацию, Севочка, если бы ты его не убил. У него были все причины желать закончить свои дела поскорее.

Надо взять себя в руки и успокоиться. В конце концов, я все сделал правильно, раз эта смерть была так нужна. Да еще и не одному, а сразу двоим людям.

- Кес, я пойду к себе?

Вместо ответа он медленно провел кончиком языка по верхней губе. Я ненавижу, когда он так делает. У него при этом становится такой вид, что сразу ясно – сейчас произойдет какая-нибудь феерическая пакость.

- Я бы на твоем месте не очень торопился, Севочка.

Да я и не уйду теперь. Неужели он еще не все новости мне сообщил?

- Что-то еще? – невинно поинтересовался я, подумав, что меня сегодня уже точно ничем не удивить.

- Ты понял все, о чем мы тут с тобой толковали?

Нет. Мне еще думать об этом и думать.

- Фактическую часть – да.

- Хорошо. Именно фактическая часть меня сейчас и интересует.

Что-то не так.

- Кес, я упустил какую-то деталь?

- Боюсь, что да. И весьма существенную.

- Ты мне скажешь? – устало спросил я, с тоской понимая, что отдохнуть и спокойно все обдумать он мне, видимо, не даст.

- Так и быть, - засмеялся он. – Ты точно осознал, что Альба соединил свою душу только после смерти?

- Ну да.

- Нет, Севочка, пожалуйста, будь внимательнее.

Боже мой… Сначала умер. Добровольно, раскаявшись, прошел через смерть. И только после этого соединил. Он не мог умереть, пока часть его души была в фениксе, значит…

- Изволь успокоиться, пока у нас тут опять сугробов не намело. Или еще чего-нибудь похуже.

Он сказал это очень кстати. Потому что когда я все понял… понял, как они оба меня опять подставили… ничего не сказали, не объяснили…

Почему?!

Почему надо так поступать со мной?!

Но я не мог как следует разозлиться. Если то, что пришло мне в голову, правда... Плевать, что не сказали. Они никогда ничего не говорят. Может быть, Лорда боялись, может, еще чего-нибудь. Мало ли. У них никогда ничего не поймешь.

- Альбус жив, да?

Скажи «да».

Скажи «да»!

И я прощу тебе все издевательства и обманы.

И тебе, и ему.

Только скажи «да».

- Возможно.

- Ну что ты за человек, а?!

Хотя как раз в такие вот моменты я и вспоминаю, что он не человек.

- Альба немного неудачно упал с башни. И отравился тоже довольно серьезно.

Вот только не надо мне тут рассказывать про то, как кто-то отравился, а ты не смог с этим справиться. О чем угодно можешь рассказать. Но не об этом.

В это не поверю.

Никогда.

- Кроме того, его возраст не очень способствует подобным… приключениям.

- Он здесь?

- В школе.

- Тогда откуда ты знаешь, что он жив?

- Разве я говорил, что он жив?

Как же он меня измучил! Они. Они оба.

- Тогда это надо выяснить. И побыстрее. – Я вскочил на ноги.

- Ты вряд ли сможешь ему помочь.

- Я хочу его увидеть.

- Боюсь, в Хогвартсе ты сейчас не очень популярен, Севочка.

Да не то слово.

- А Гриндельвальд?

- Что именно тебя интересует?

- Он ведь тоже должен умереть? Чтобы соединить обе части?

- Видимо, да.

- И… а кто же ему… поможет?

- Желаешь предложить свои услуги? – засмеялся Кес.

Вот как так можно, а?!

- Я бы тебе не советовал, Севочка, даже близко подходить к этому мерзавцу. Никогда.

Я не считаю его мерзавцем. И никогда теперь не буду считать.

Но мне надо все хорошенько обдумать. А на это нужно время.

Много времени.

История, безусловно, самая грустная, о том, как профессор Снейп отправил Альбуса Дамблдора в «очередное приключение», а сам от такого счастья воздержался, чем и вызвал стойкое неудовольствие всех, кто так неосмотрительно легендарному шпиону доверял.

Из моей жизни ушли яркие краски.

И беспечность.

Пусть не моя, чужая.

Но хоть какая-то.

Так раздражавшие и одновременно восхищавшие меня легкомыслие, непоследовательность, а иногда и глупость, которую я временами принимал за гениальность. Или наоборот, это была гениальность, которую я принимал за глупость. Теперь уже и не разобрать.

Напрасно я старался убедить себя, что ни в чем не виноват.

Напрасно до бесконечности доказывал воображаемому собеседнику, что если бы я не пошел в Министерство, то все могло сложиться намного хуже.