Valley - Burglars trip

- Мне плохо, - застонал он, поднимаясь, и прислонился к стене.

Я помог Эйву, и так как мы выходили, а не стремились увидеть главную битву века, нам это удалось без особых приключений.

- А ты? – спросил Эйв.

- А я останусь.

Я останусь.

И пусть попробует меня кто-нибудь тронуть.

Сдам всех со спокойной душой. И Дамблдора в первую очередь. С Гриндельвальдом. Вот радости-то будет.

Уже рассвело. Свежий воздух привел Уолли в себя, и провожать их до ворот я не стал. Тем более что в Большом зале шум опять усилился.

- А когда я убью тебя, то смогу заняться Драко Малфоем, - услышал я заявление Шефа.

Я ворвался в зал, и меня пропустили. Слишком шокировало всех заявление про Драко.

- Ты опоздал, - ответил Поттер. - Я опередил тебя. Несколько недель назад я победил Драко и забрал у него палочку.

Отлично.

Под прикованными к нему взглядами всех присутствующих мальчишка выхватил свою волшебную палочку, и я узнал палочку Драко. Ту самую, с которой эти кошмарные дети аппарировали в конце марта из Имения.

- Ну что, теперь все дело только в этом, не так ли? – в абсолютной тишине почти прошептал Поттер. - Знает ли палочка в твоей руке, что ее последний хозяин был обезоружен? И если знает, то… Это я истинный владелец Старшей палочки.

- Avada Kedavra! – выкрикнул Темный Лорд.

- Expelliarmus!

Раздался оглушительный взрыв, и два заклинания, встретившись на полпути, как когда-то на кладбище, осыпали пол золотыми искрами. Палочка Лорда взлетела высоко вверх, как будто под самый купол зала, завертелась там и упала в руки Гарри Поттера.

Ну мальчишка дает…

Шеф повалился на спину, раскинув руки и закатив глаза, а Поттер, как будто сам не веря в то, что случилось, застыв, смотрел на поверженного врага.

Я выиграл.

Мы выиграли.

Наверное, это и есть выигрывать, а не побеждать.

Побеждают пускай герои.

Вот Поттер – он победил.

А мы – выиграли.

Мы все выиграли. И Драко тоже.

А победил Поттер.

Нет алых роз и траурных лент,

И не похож на монумент

Тот камень, что покой тебе подарил.

Как вечным огнем сверкает днем

Вершина изумрудным льдом,

Которую ты так и не покорил.

Высоцкий В.С.

- Ты все-таки поверил, что душу можно разделить на части?

- Да все можно разделить на части, - махнул рукой Кес. – Даже атом.

- Кого?

- Пустяки, - он медленно гладил меня по голове, и я изо всех сил старался не заснуть. - Вопрос в том, что из такого разделения получится.

- Распад личности получится.

- Альба считает, что личность определяет только тот кусок, который остался в Томми. А хоркракс – это просто якорь, держащий душу на земле.

- А ты как думаешь?

- А мне все равно.

- Альбус говорил, что хоркракс – это нечто вроде магического сосуда для части души. И если человек испытывает сильную эмоциональную привязанность к такому предмету, то часть души может как бы вселиться в него.

- Не может.

- Точно?

- Нет. Я просто не верю в это.

- Альбус был уверен, что Темный Лорд именно потому выбирал не просто предметы, а те, которые как бы сами провоцируют такую привязанность. И желтый камень такой же. Эти люди, которые его хранили, они ведь были к нему привязаны. То есть каждый из них был потенциально готов для вселения. Ты не согласен?

- Вряд ли. Если бы дело было в привязанности, Томми не пришлось бы создавать себе новое тело. У него в запасе были люди, которые с удовольствием впустили бы его. Пожить. Но он вселялся только в мелких зверей. Почему?

Я ничего не ответил. Он же и так понимает, что я не знаю. А говорить больно.

- Нельзя насовсем вселиться в тело, если там уже есть душа. Ее невозможно выжить оттуда. Такая борьба закончится неминуемой гибелью. Томми и не пробовал. Не так все просто.

- Он вселился в Квиррелла.

- Но ведь и хозяин тела никуда не делся.

- И в Поттера.

- На пять минут?

- Ну… да.

- Молодец.

- Кес, что здесь не так? Я отлично помню, ты раньше вообще не желал о разделении души на части говорить.

- Я и сейчас не желаю.

Он замолчал, как будто подбирая слова, а я молчал, так как впервые за очень много лет никуда не спешил.

- Видишь ли, Севочка, какая штука получается. Если представить, что у одного тела разделена душа, то можно ли каждую часть считать равноценной целой душе…

- Нет конечно!

- Но, полагая, будто величина влияет на сущность души, ты переводишь ее в количественную категорию. Если кусок души душой не считать, то получается, что душа состоит из неодушевленных частей. А если все части неодушевленные, то и целое…

- Но ведь это не так.

- Не так. Но иначе быть не может. Соответственно, создание хоркракса переводит душу в нечто количественное, а это без магического вмешательства никак произойти не может и нарушает все мыслимые законы мироздания.

- Парадокс?

- Ну да. Один из самых сложных парадоксов, создаваемых магией. Сюда же можно отнести временные петли. И все, наверное. Любая работа с пространством по сравнению с такими вещами просто смешна.

С этими словами Кес осторожно встал с дивана, подложив мне под голову подушку.

- Ты куда? – я расстроился.

- На пару минут. Есть небольшое дело.

- Не уходи.

- Я здесь.

- Тогда я хочу видеть.

Он приподнял меня повыше, засунув мне под спину еще пару подушек, и вынул часы Дамблдора.

- Все, извини.

Я устроился поудобнее и смотрел, как Кес, держа в вытянутой левой руке болтающиеся на цепочке часы, правой подправлял углы пентаграммы.

Когда все было готово, он достал из кармана камзола желтый алмаз, аккуратно водрузил его в центр пентаграммы, отошел на несколько шагов и, вытащив собственные часы, стал сверять их с часами Дамблдора.

- Кес, что ты делаешь? - спросил я и сам удивился, как слабо прозвучал мой голос на пустом Тревесе.

- Сейчас, Севочка, - ответил он, продолжая смотреть сразу на оба циферблата, - еще немного.

Камень вдруг сверкнул и тут же погас. Кес захлопнул крышку своих часов и убрал их.

- Вот и все. Даже неинтересно, - он вздохнул. - Но занятно. И Альбе должно понравиться. Как думаешь, Севочка?

- Он… умер?

- Нет, что ты. Он не может умереть. Он здесь.

Кес подошел и протянул мне часы Дамблдора.

- Спасибо, Севочка.

У меня кружилась голова.

«Он здесь».

Да я счастлив!

На кой черт он мне здесь нужен?..

Ну вот и все, дружок, пора открыть кингстоны,

К добру не привели проказы на воде.

Ну сколько ж можно плыть к безмерно удаленной,

К единственной своей загадочной звезде?

Георгий Васильев

- Люци! – рявкнул Кес, как только я открыл дверь на Тревес. – Вот в кого ты такой талантливый, а?

Я, пошатываясь, вышел и тут же наткнулся взглядом на лежащий посреди пентаграммы желтый камень.

С Фэйтом случилось что-то невозможное. Он вытянул руку, указывая пальцем на алмаз, и начал хохотать.