Стивен Эриксон - Буря Жнеца

– Ну, капитан, все просто. Мы пришли отгонять лед. За это Брюллиг нас наградил. Гости. Королевские гости. Мы рады составлять ему компанию. Он все время мило улыбается. Мы тоже.

– Думаю, вы милые идиоты, – прорычал мужчина снаружи (по всей вероятности, помощник капитана). – Мои руки устали. Отойди и дай мне внести чертову штуку!

Гвалт обернулся и поглядел на Мазан. Та шепнула по-малазански: – Почему ты пялишься на меня? Я всего лишь должна помогать ему держать рот на замке.

Брюллиг слизнул пот с губы . «Ведь все знаю, а действует. Я такой идиот?» - Пустите их, – произнес он тихо. – Я смогу умирить их и отослать прочь.

Гвалт снова поглядел на Мазан Гилани; хотя они не произнесли ни слова, но мнениями как-то обменялись, потому что солдат пожал плечами и отступил, крякнув: – И вот появляется эль.

Брюллиг смотрел на двух гостей. Первый – Скорген Кабан по кличке Красавчик. Что означает… да. Почти что король улыбнулся: – Шерк Элалле. Ты не постарела ни на день с нашей последней встречи. И, Скорген, опусти флягу, или вывихнешь плечо и добавишь к списку телесных пороков косорукость. Вскройте треклятую штуку и давайте напьемся. О, – добавил он, когда увидел, как пираты восприняли солдат (Скорген аж подпрыгнул, увидев в углу Лба со взведенным самострелом), – это мои, королевские, гости. У двери Гвалт. В углу комнаты Лоб. А эта милашка, положившая ручку на спинку трона – Мазан Гилани.

Шерк Элалле взяла один из стульев от двери и перенесла, чтобы сесть напротив Брюллига. Положила ногу на ногу, уперла руки в бока. – Брюллиг, ты жалкий наполовину безумный ублюдок. Будь мы наедине – тотчас свернула бы набок твою обвислую шею.

– Не могу сказать, что потрясен подобной враждебностью, – ответствовал Тряс Брюллиг. Он вдруг начал радоваться, что вокруг охрана из малазан. – Но, знаешь ли, я не такой уж дурной, как ты вообразила. Ты никогда не давала мне шанса объясниться…

Улыбка Шерк была одновременно обворожительной и мрачной. – Ну, Брюллиг, ты не из тех, кто любит объясняться.

– Люди меняются.

– Никогда не замечала.

Брюллиг постарался не пожимать плечами – это создало бы глубокую ножевую рану в спине. Он просто поднял руки ладонями кверху: – Давай оставим прошлое в стороне. «Вечная Благодарность» надежно укрылась в моей гавани. Груз выгружен, в твоем кошеле бренчит монета. Воображаю, как тебе не терпится покинуть наш благословенный остров.

– Вроде того, – отвечала она. – Увы, у нас возникли трудности с… гм… разрешением. Выход блокирует самый большой из виденных мною чертовых кораблей, а у причала стоит скромная такая боевая галера. Знаешь, – добавила она, быстро улыбнувшись, – это похоже на некий вид… э… блокады.

Кончик кинжала отодвинулся от спины Брюллига; Мазан Гилани вышла из-за кресла, вкладывая оружие в ножны. На этот раз она заговорила на совершенно незнакомом Трясу Брюллигу языке.

Лоб снова нацелил арбалет, на этот раз в Брюллига, и ответил Мазан на том же наречии.

Скорген склонился над флягой, выбил затычку ударом ладони и распрямил спину. – Во имя Странника! Что такое творится, Брюллиг?

От двери отозвались: – Именно то самое. Твоя капитан права. Ожидание окончено.

К двери прислонился солдат по имени Горлорез. Он скрестил руки на груди и улыбнулся Мазан Гилани: – Хорошая весть, не так ли? Можешь взять и потрясти округлостями, протанцевать прямо на пирсе. Уверен, Урбу и остальным до зарезу этого не хватает.

Шерк Элалле, все это время спокойно сидевшая на стуле, громко вздохнула: – Красавчик, думаю, нам не позволят в ближайшее время покинуть комнату. Так почему бы не найти кружки и не наполнить их?

– Мы заложники?

– Нет, нет, – отвечала капитан. – Гости.

Мазан Гилани, качая бедрами гораздо сильнее, чем требуется для ходьбы, выплыла из комнаты.

Брюллиг тихо застонал.

– Я уже сказала, – мурлыкнула Шерк. – Люди не меняются. Особенно мужчины. – Поглядела на Гвалта, который уселся на второй стул: – Полагаю, вы не позволите мне придушить червяка?

– Извините, нет. – Легкая улыбка. – Пока.

– Итак, кто вы и ваши друзья в гавани?

Гвалт моргнул. – Нам предстоит кое-какая работенка. Капитан, мы решили, что остров подойдет для штаб-квартиры.

– Твое умение говорить по-летерийски внезапно улучшилось.

– Наверное, эффект вашего чудного присутствия, капитан.

– Не трудись, – просипел от двери Горлорез. – Мертвяк сказал, она стоит не с той стороны врат Худа, хотя тебе кажется, что ты видишь совсем другое.

Гвалт медленно бледнел.

– Не уверена, что значат эти слова, – Шерк метнула на Гвалта знойный взгляд, – но мой аппетит ничуть не уменьшился.

– Это… отвратительно…

– Полагаю, пот на твоем лбу объясняется отвращением.

Гвалт торопливо утер лоб. – Она еще хуже Мазан, – пожаловался он вслух.

Брюллиг беспокойно задергался на кресле. Время. Проклятые малазане располагают пропастью времени. «Надеюсь, наша свобода переживет их». – Поскорее наливай, Красавчик.

Оказаться в полном одиночестве, отрезанным, с дергающейся в руках невезучей армией – разве это не худший кошмар командира? А если вскоре предстоит повести подчиненных через дикий океан… ну, хуже и придумать нельзя.

На некоторое время их объединила ярость. Пока истина на начала просачиваться, проникать под кожу личинками оводов. Родина желает увидеть их мертвыми. «Не будет свидания с семьями – с мужьями, отцами, матерями. Не будет детей, которых качают на колене, просчитывая сроки – угадывая, в глаза какого соседа ты сейчас смотришь. Не будет пропастей, которые можно преодолеть, не будет трещин, которые можно залатать. Все, кого ты любил, почитай что мертвы.

Армии становятся неуправляемыми, когда такое происходит. Все равно что когда нет ни добычи, ни выплат.

Мы были солдатами империи. Наши семьи зависели от жалованья, налоговых льгот, посылок, пенсий. Многие из нас уже не молоды; многие подумывают об отставке, о новой жизни, той, что не потребует размахивать мечом и глядеть в зенки какого-то рычащего подонка, собравшегося разрубить тебя надвое. Некоторые из нас чертовски устали.

Так что же держит нас вместе?

Ну, ведь ни один корабль не любит плавать в одиночку?»

Но кулак Блистиг знал, что тут скрыто кое-что еще. Засохшая кровь удерживает как клей. Горящие рубцы измены, жало ярости. И командир, принесшая в жертву свою любимую, чтобы все они могли выжить.

Он провел слишком много дней и ночей на палубе «Пенного Волка» в пяти шагах от Адъюнкта; он успел изучить напряженную спину женщины, не отрывающей взора от бурных морей. Женщины, не выдающей ничего… но некоторых вещей не скрыть ни одному смертному, и одна из них – горе. Он смотрел и гадал: сможет ли она выстоять?