Стивен Эриксон - Буря Жнеца

– Конечно. Верность старому взводу, все такое.

– А для чего проклятые камни? Как будто я сам не догадаюсь.

– Мы идем в опасную заварушку, Еж. – Маг подошел к саперу. – Слушай. Насчет твоих чертовых долбашек. Если ты разнесешь меня на кусочки, я вернусь, Ежик. Клянусь каждой из моих проклятых душ.

– Вот и новый вопрос. Долго ли твои души намерены прятаться в тебе, Бен Адэфон Делат?

Колдун сверкнул глазами и, вполне ожидаемо, промолчал.

Тралл Сенгар стоял на границе отброшенного костром света, в стороне от собрания Имассов. Пение женщин окончилось чередой звуков, с какими матери обращаются к детишкам, звуков утешения. Онрек объяснял, что песни Эресов были на самом деле своего рода странствием к корням языка. Они начинаются со звуков наречия взрослых, полного пауз, щелчков языком и подчеркивающих смысл жестов, затем идут назад и становятся детскими, более мелодичными. Неземной эффект песни почему-то тревожил душу Тисте Эдур.

Среди его народа музыка и пение были статичными, ритуальными. Если верить легендам, раньше у Эдур было в ходу множество инструментов, но сейчас почти все забыты, остались только названия. Вместо них звучат голоса. Тралл начал подозревать, что с утратой музыки они потеряли нечто важное.

Женщины начали танцевать, извиваясь и покачиваясь. Это почему-то выглядело сексуально.

Низкий голос сказал позади него: – До ребенка бывает страсть.

Тралл обернулся и с удивлением увидел кланового вождя Хостилле Ратора.

Длинные волосы с россыпью вплетенных костяшек свисали ему на лицо. Надбровные дуги далеко выступали вперед, спрятав глаза в полутьме. Даже одевшись в плоть, Хостилле выглядел смертельно опасным.

– Страсть зачинает ребенка, Тисте Эдур. Понимаешь?

Тралл кивнул. – Думаю, да.

– Так было и в древности, при Ритуале.

«Ах».

– Увы, дитя, – продолжал вождь, – выросло. А страсть обратилась в…

– Ничто?

Хостилле Ратор сказал: – У этих кланов была Гадающая по костям. Она видела, что этот мир – иллюзия. Она видела, что он умирает. Она решила остановить умирание, принеся в жертву себя. Но сейчас она проиграла – ее дух, ее воля не справляется.

Тралл нахмурился: – Откуда вы узнали про это место?

– Она дала голос своему страданию, своей боли. – Т’лан помолчал. – Мы собирались ответить на призыв ко Второму Собранию – но в ее голосе звучала крайняя нужда в помощи. Мы не могли отвернуться, даже если нам пришлось – вполне вероятно – пожертвовать последним покоем.

– Итак, вы здесь, Хостилле Ратор. Онрек думает, что вы намерены отнять власть у Ульшана Праля, но присутствие Рада пугает вас.

Что-то блеснуло в темных глазницах. – Не смей даже шептать такое, Эдур. Ты ждешь, что после дара Первой Песни будет выхвачено оружие?

– Нет. Но, может быть, лучше сейчас, чем позже?

Тралл заметил, что оба гадающих встали за спиной Ратора. Пение прекратилось – внезапно ли? Тралл не помнил. Но очевидно было, что все присутствующие слушают их разговор. Онрек вышел из толпы; друг Тралла сжимал в руках каменный меч.

Тралл снова обратился к Хостилле Ратору, спокойным и увещевающим тоном: – Вы трое видели, что здесь вы можете стать такими, как прежде…

– Не надолго, – оборвал его Ратор. – Это владение умирает, и с ним умрут все, кто находятся внутри. Выхода нет. Рад Элалле, вне этого мирка твой клан давно прекратил бы существование.

Онрек сказал: – Я тоже Т’лан, как и вы. Ощутите плоть, в которую вы оделись. Мышцы. Тепло крови. Ощути дыхание в груди, Хостилле Ратор. Я заглянул в глаза вам троим – и увидел то же, что живет во мне. Восхищение. Воспоминание.

– Мы не можем себе позволить, – ответил Гадающий, которого звали Тил’арас Бенок. – Едва мы покинем это место…

– Да, – шепнул друг Тралла. – Это было бы… слишком тяжело.

– У нас была страсть, – произнес Ратор. – Но она не вернется. Мы больше не дети.

– Никто из вас ничего не понимает!

Крик Рада Элалле потряс всех. Тралл видел, что Ульшан Праль – на лице его застыло выражение тревоги – протянул руки приемному сыну. Но тот гневно оттолкнул их и вышел вперед, и пламя в его глазах пылало сильней костра. – Камни, земля, деревья, травы. Звери. Небо и звезды! Все это не иллюзия!

– Западня памяти…

– Нет, Гадающий. Ты не прав. – Рад с трудом обуздал гнев. Повернулся к Онреку: – Я вижу твое сердце, Онрек Сломанный. Я знаю, в нужный миг ты станешь рядом со мной. Встанешь!

– Да.

– Значит, ты веришь!

Онрек молчал.

Смех Ратора был горьким, хриплым. – Вот оно, Рад Элалле. Онрек из Имассов Логроса решил сражаться на твоей стороне, решил сражаться за бентрактов, ибо он не выносит мысли о возвращении в прежнее состояние. Он лучше умрет здесь. Онрек Сломанный предвидит смерть, даже желает ее.

Тралл вгляделся в друга и даже при неверном свете костра прочитал подтверждение истинности слов чужака.

Тралл не колебался. – Онрек не останется в одиночестве!

Тил’арас Бенок посмотрел ему в лицо. – Эдур, ты отдашь жизнь за грезу?

– Гадающий, смертные любят делать именно это. Ты связываешь себя с кланом, с народом, нацией или империей – но, чтобы питать иллюзию единства, тебе нужно питать и противоположную иллюзию. Будто другой клан, другой народ или империя не входят в ваше единство. Я видел Онрека Сломанного, Т’лан Имасса. Теперь я вижу живого Онрека. Ради жизни и радости в его очах я стану сражаться со всеми, кто решил сделаться его врагом. Ибо узы дружбы между нами, Тиларас Бенок – не иллюзия, не греза.

Хостилле Ратор обратился к Онреку: – Ради милосердия, ради обретенной тобой жизни! Отвергни предложение Тралла Сенгара из Тисте Эдур!

Воин склонил голову. – Не могу.

– Тогда, Онрек Сломанный, твоя душа никогда не обретет покоя.

– Знаю.

Тралла словно ударили в сердце. Одно дело – в порыве возбуждения, в страсти истинного дружества давать смелые клятвы. Совсем другое – понимать, какую цену твоя дружба потребует от друга. – Онрек, – простонал он, охваченный ужасом.

Но миг был упущен, ибо прозвучало все, что нужно было сказать. Ибо Хостилле Ратор повернулся к своим гадающим, обменялся безмолвными сигналами. Затем вождь подошел к Ульшану Пралю. Упал на колено, склонил голову.

– Мы были дерзки, Ульшан Праль. Двое чужаков устыдили нас. Вы бентракты. Мы тоже были ими, давным -давно. Мы выбрали память. Мы решили биться во имя твое. Наши смерти будут не напрасными. Клянемся! – Он встал, обратился к Раду Элалле: – Солтейкен, примешь нас как солдат?

– Как солдат? Нет. Как друзей, как бентрактов – да.

Трое Т’лан Имассов склонили головы.

Вся сцена промелькнула перед Траллом Сенгаром размытым пятном. После слов Онрека Траллу казалось, что весь мир, скрежеща, сорвался со своей оси и неумолимо накатывается на него… но рука Онрека, коснувшаяся его плеча, остановила это роковое движение.