Стивен Эриксон - Буря Жнеца

– Не нужно, – сказала воин – Имасс. – Я знаю кое-что, чего не знает даже Рад. Я говорю тебе, Тралл Сенгар, не нужно. Не нужно горя. Сожалений. Друг, слушай меня. Этот мир не умрет.

И Тралл понял, что его воля не в силах подвергнуть сомнению слова друга, омрачить свет его взора. Миг спустя он просто кивнул, сказав: – Да будет так, Онрек.

– И, если будем осторожными, – закончил Онрек, – выживем и мы сами.

– Как скажешь, друг.

В тридцати шагах, в темноте, Еж поглядел на Быстрого Бена. Прошипел: – И что ты вынес из произошедшего?

Бен пожал плечами: -Кажется, противостояние прекратилось. Конечно, если Хостилле пал на колени переде Ульшаном не для того, чтобы поднять выпавший из волос клык.

– Выпавший что?

– Ладно. Это не совсем наше дело. Но теперь я знаю нечто – и не спрашивай, как я узнал. Просто узнал. Подозрение стало уверенностью.

– Давай, говори.

– Вот что, Еж. Финнест. Скабандари Кровавый Глаз. Он здесь.

– Здесь? Как это, Быстрый?

– Здесь, сапер. Прямо здесь.

С одной стороны врата представляли собой груду руин. Похоже, циклопические камни, которые некогда образовывали арку высотой в пять – шесть этажей, были выворочены серией ударов изнутри. Некоторые отбросило от портала на сотни шагов. Основание арки вспучилось и растрескалось словно после землетрясения, поразившего скальную основу. С другой стороны виднелась покореженная башня из крупных блоков, находящаяся явно в одном шаге от обрушения.

Иллюзия ясного дня держалась большую часть последнего этапа их странствия. Виной тому была то ли яростная настойчивость Удинааса, то ли снисходительная услужливость Скола. А может, и нетерпение Сильхаса Руина. В результате Серен Педак очень устала. Удинаас выглядел не лучше. А вот Чашка, как и двое Тисте Анди, казалась невозмутимой – Серен думала, что всему виной неуемная энергия детства. Впрочем, существовала возможность, что девочка может внезапно упасть без сил.

Серен видела, что Фир тоже устал – но это, скорее всего, было вызвано незримым грузом ответственности, которую он взвалил на плечи. Она не пожалела себя, честно и откровенно рассказав Эдур о преступлении, свершенном ей против Удинааса; она сделала это в надежде, что Фир Сенгар решит отвергнуть ее, отказаться от обязательства защищать ее жизнь. Что в глазах его загорится огонь презрения и искреннего негодования.

Но дурень продолжал держаться за клятву, хотя она уже могла различить в его душе признаки жестокого раскаяния. Он не сможет – и не захочет – нарушить свое слово.

Ей все легче становилось презирать смелые жесты и вызывающие позы, столь привычные самцам всех видов и рас. Это пережитки далеких времен, подозревала она, когда обладание самкой означало выживание – и не только прозаическое продолжение рода, но выживание образа себя как хозяина и могучего владыки. За бахромой границ Летера живет множество примитивных племен, практикующих подобные обычаи. И не всегда доминируют мужчины – иногда власть принадлежит женщинам. История учит, что такие системы способны выживать лишь в изоляции, среди племен, превративших магию с хаотическую, застойную систему запретов, табу и нелепых законов. Там власть волшебства узурпирована профаническими амбициями, требованиями социального контроля.

Халл Беддикт идеализировал такие народы; а вот Серен Педак не испытывала особого сожаления, думая об их неизбежном и зачастую кровавом вымирании. Контроль – всегда иллюзия. Ее можно поддерживать лишь в изоляции. Конечно, никто не скажет, что система Летера основана на неограниченной свободе и вольности индивида. Совсем нет. Одно неравенство вместо другого. Но, по крайней мере, летерийское неравенство не основано на поле.

Тисте Эдур другие. Их понятия… примитивны. Предложить меч, зарыть его у порога дома. Символический обмен обязательствами, столь архаичный, что слова не требуются. Подобный ритуал исключает договор, а брак без договора – не брак. Просто взаимное обладание. Или не вполне взаимное обладание. Такие вещи не заслуживают уважения.

За ней следит даже не будущий супруг, заявивший права на ее жизнь, а дурацкий брат будущего супруга. Сам будущий супруг мертв, что делает ситуацию совершенно абсурдной. «Фир будет до смерти защищать мое право выйти замуж за труп. Или, скорее, права трупа на меня. Ну, это безумие. Я ни на мгновение не соглашусь с ним.

Да, я уже не жалею себя. Просто злюсь».

Он не позволил отвращению поколебать себя.

Несмотря на все раздражение, последняя мысль уколола ее.

Удинаас прошел мимо и осмотрел развалины врат. Повернулся к Сколу. – Ну, они еще живые?

Цепочка и кольца Титсе Анди снова крутились вокруг пальца. Скол послал рабу холодную улыбку. – Последняя тропа, – ответил он, – начинается на той стороне врат.

– И кто же их разметал, Скол?

– Это не имеет значения, – сказал Скол, улыбнувшись еще шире.

– Иными словами, ты не знаешь. Ну, если нам нужно пройти в них, не будем терять времени. Я уже потерял надежду, что ты удавишь себя этой цепочкой. Почти потерял.

Такие слова заставили Скола вздрогнуть.

И тут же Серен Педак увидела цепочку совершенно в ином свете . «Во имя Странника! Как я раньше не замечала? Это же гаррота! Скол – треклятый ассасин!» – Она фыркнула. – И ты называл себя Смертным Мечом! Скол, ты всего лишь убийца. Да, Удинаас уже давно разглядел – вот почему ты ненавидишь его. Его не обмануло то оружие, что ты таскаешь с собой. Теперь и я прозрела.

– Мы действительно теряем время. – Скол снова казался невозмутимым. Он отвернулся и прошел к громадным вратам. Сильхас Руин двинулся за ним; Серен заметила, что Белый Ворон держится за рукояти обоих мечей.

– Впереди опасность, – провозгласил Фир и – да, проклятие ему – обогнал Серен, заслонив ее своим телом. Вытащил меч.

Удинаас поглядел на все это, пренебрежительно хмыкнул и сказал: – Сильхас Руин заслужил право быть параноиком. Но даже это, Фир, не означает, что мы прыгаем в логово драконов. – Он безрадостно улыбнулся. – Драконы не живут в ямах.

Удинаас пошел вслед двоим Тисте Анди. Чашка поспешила за ним, схватила за руку. Бывший раб сначала чуть не отдернул руку, как будто прикосновение обожгло его, но затем успокоился.

Скол достиг порога, шагнул – и пропал. Миг спустя пропал и Сильхас Руин.

Удинаас и Чашка не колебались.

А вот Фир на пороге помедлил, оглянулся. – Что ты задумала, аквитор?

– Думаешь, я брошу вас? Прослежу за уходом, убедившись, что вы не вернулись – и пойду обратно? Пойду по дороге, с которой, похоже, не свернуть? Думаешь, у меня есть выбор?

– Выбор всегда за нами, аквитор.

– Значит, и за тобой, Фир. Ты всегда можешь передумать.