Стивен Эриксон - Буря Жнеца

Тихие шаги. Приближаются.

Таралек с проклятием пристегивал меч и прочее оружие к поясу. Старший Оценщик поднялся, поправил рясу и открыл дверь. Выглянул в коридор. И скользнул назад. – Он вышел в путь, – шепнул он еле слышно.

Таралек кивнул и присоединился к монаху (тот снова открыл дверь). Оба вышли в коридор – услышали какую-то возню, сдавленный хрип – и нечто упало на каменный пол.

Они торопливо проскочили коридор – Таралек Виид во главе, Оценщик за ним.

На пороге зала для тренировок бесформенная куча – тело стражника. Со двора донесся удивленный возглас, а потом – снова возня. Скрип отворяющихся ворот…

Таралек Виид спрятался в темноте. Во рту пересохло. Сердце бухало в груди. Старший Оценщик сказал: Икарий не будет ждать. Икарий – бог, и никто не в силах остановить бога, отправившегося сделать то, что он должен сделать. Они обнаружат исчезновение. Станут обыскивать город? Нет. Они даже не рискнут поднять засов дворцовых врат.

«Икарий Губитель, чего ты ищешь?

Ты вернешься, чтобы предстать перед Императором и его проклятым мечом?»

Монах велел Таралеку быть начеку, не спать всю ночь. Вот, значит, почему.

Они дошли до ворот, переступили через тела двоих стражников. Вышли наружу.

И увидели его. Стоит неподвижно в сорока шагах по улице, в самой ее середине. К нему направились четыре типа с дубинками. Шагах в десяти они замерли – и начали отступать. Затем развернулись и бросились в бегство – зазвенела по мостовой брошенная дубинка…

Икарий смотрел в ночное небо.

Где-то на севере горели три дома, отбрасывая тусклый багрянец на подбрюшья дымных туч. Раздавались далекие крики. Таралек Виид – дыхание с трудом вырывалось из его груди – вытащил скимитар. Воры и убийцы могут разбегаться от Икария, но никаких гарантий, что с гралийцем и монахом будет происходить то же самое.

Икарий опустил голову и начал оглядываться, словно только сейчас понял, где оказался. Мгновенная заминка – и он двинулся дальше.

Гралиец и монах беззвучно шагали за ним.

Семар Дев облизнула губы. Он лежит на койке и вроде бы спит. Придет заря – он возьмет кремневый меч, нацепит доспехи и пойдет между рядами летерийских солдат на Имперскую Арену. Затем выйдет на песок – один, под крики и мяуканье нескольких сотен зевак. Там не будет пари, не будет возбужденного гула при объявлении ставок. Ибо игра всегда имеет один исход. Кому она интересна?

Мысленно она уже видела его выходящим в центр арены. Станет ли он смотреть на императора? Изучать Рулада Сенгара, едва тот сделает шаг из ворот? Что увидит? Легкий шаг, бессознательные движения кончика меча, рисунок, выдающий привычки и умения мышц и сухожилий?

Нет, он будет таким, каким является всегда. Он будет Карсой Орлонгом. Он даже не взглянет на императора, пока Рулад не подойдет близко. И начнется поединок.

Не излишне самоуверенный. Не равнодушный. Даже не презирающий врага. Трудно объяснить воина – Тоблакая. Он будет пребывать в себе, уйдет глубоко, пока не настанет время… свидетельства.

Но все обернется худо – Семар Дев уверена. Не поможет ни великое мастерство Карсы Орлонга, ни даже вечно напряженная, извергающаяся водопадом воля Тоблакая. Ничего не изменят духи, заключенные в ноже, который она держит в руке, как и те духи, что влачатся в тени Тоблакая – все эти души убитых, пустынные божки, демоны песка и камней – духи, что могут броситься на защиту своего бога – победителя (неужели он действительно бог? Семар не уверена). Нет, в конце концов все это не будет иметь значения.

Убей Рулада Сенгара. Убей его трижды. Убей двенадцать раз. В конце он окажется стоящим, и на руках его будет кровь. Тогда приведут Икария, последнего изо всех.

Чтобы начать снова.

Карса Орлонг, всего лишь имя в списке сраженных. Всего лишь. Даже этот необыкновенный воин. «Именно это твое святое кредо, твой шепоток, о Падший Бог. Величие, потенциал, большие надежды – все изменяет нам.

Даже твой великий поборник, истерзанный Эдур – ты снова и снова ломаешь его. И каждый раз возвращаешь. Он становится все меньше, а сила в руках – все больше. Да, он символ всех нас. Сила и носитель, сломленный своей же силой».

Карса Орлонг сел. – Кто-то сбежал.

Семар Дев заморгала. – Что?

Великан оскалился: – Икарий. Сбежал.

– Что ты имеешь в виду? Сбежал? Куда?

– Неважно, – отвечал Тоблакай, опуская ноги на пол. И уставился на нее: – Он знает.

– Что знает, Карса Орлонг?

Воин встал. Улыбка стала шире, исказив безумную татуировку на лице. – Что не потребуется.

– Карса…

– Ты поймешь, когда… Поймешь, женщина.

«Что пойму, проклятие?» – Они не могли отпустить его, – сказала ведьма. – Значит, он сразил стражников. Карса, это последний шанс. Идем в город. Бросим всё это…

– Ты не понимаешь. Император – ничто. Не императора он ищет.

«Кто? Икарий? Нет…» – Карса Орлонг, какую тайну ты хранишь? Что тебе известно об Увечном Боге?

Тоблакай выпрямил спину. – Почти рассвет. Пора.

– Карса, прошу…

– Ты будешь свидетельницей?

– А должна?

Он молча поглядел на нее. А его слова потрясли ведьму до глубины души. – Ты нужна мне, женщина.

– Почему? – Она чуть не расплакалась.

– Чтобы засвидетельствовать. Чтобы сделать необходимое, когда настанет время. – Он удовлетворенно вздохнул и отвернулся (грудь надулась так сильно, что начали трещать ребра). – Я живу ради дней, подобных нынешнему.

Тут она заплакала.

«Величие, потенциал, большие надежды. Падший, зачем ты отдаешь нам свою боль?»

– Женщины становятся слабыми раз в месяц. Так?

– Иди к Худу, ублюдок.

– И гневливыми.

Она вскочила на ноги. Врезала кулаком в его твердую грудь.

Пять, шесть раз – он поймал руку, не сломав, но словно кандалами сковав движения.

Семар сверкнула глазами.

Он не улыбался. Тем лучше. Для него!

Она разжала кулаки. Женщину словно затягивало в его взор – она как будто впервые увидела глаза Теблора. Их неизмеримую глубину, блеск ярости и веселья…

Карса кивнул: – так-то лучше.

– Надменное дерьмо.

Он отпустил ее руку. – Каждый день все больше узнаю о женщинах. Особенно о тебе.

– Тебе еще многому учиться, Карса Орлонг, – ответила она, отворачиваясь и утирая слезы.

– Да. И это будет радостное путешествие.

– Мне действительно следует тебя ненавидеть. Уверена, почти все, кто тебя знает, ненавидят тебя.

Тоблакай фыркнул: – Император уж точно.

– Итак, я должна идти с тобой. Видеть, как ты гибнешь.

За дверью раздались крики.

– Они обнаружили побег, – сказал Карса, поднимая меч. – Скоро придут за нами. Готова, Семар Дев?

– Нет.

Он заметил, что вода разъела ей ноги. Белые, словно плоть трупа, куски кожи отстали, обнажив красные раны; когда она села на алтарь, подобрав ноги под себя, Странник вдруг понял кое-что. О человечестве, об этой кишащей, затопившей историю, жестокой орде.