Александр Бруссуев - Не от мира сего

Илейко хотел, было, выйти из своего укромного угла, да вовремя передумал: родные могут неправильно понять, хлопнуться в обморок или еще чего. Пусть бы кто-нибудь, что ли, представил его, нового, оздоровленного. Кроме грачей больше некому. Да и те, вероятнее всего, не смогут прокаркать доходчиво и весомо, чтобы сделалось понятно. Пока он чесал в затылке, отец проговорил:

— Неужто, метелиляйнены вернулись? Говорят, им такое было под силу.

Тут Илейко подумал, что ему пора обнаруживать себя, иначе напридумывают себе родственнички небылиц, да в них же и поверят. Он прокашлялся, отчего грачи перебежали на тот угол поля, что ближе к людям, стали там так же ходить взад-вперед, косить лиловым глазом в сторону и степенно переговариваться:

— Кар-кар.

— Кар?

— Кар!

— Мамо! Папо! Сестры и братья! — вскрикнул Илейко, бесцеремонно вмешиваясь в птичьи диалоги. — Тут я сижу. Подойдите!

Родственники переглянулись. Даже мать перестала всхлипывать. Почему-то в их души закралось сомнение. Кто это кричит голосом пропавшего великовозрастного дитяти?

Грачи резко и одновременно встали на крыло, то есть, конечно же, попросту, улетели. Отец же проявил волю и выдержку, отправившись через все поле к искусственной стене.

— Сюда идите, — крикнул он, немного погодя. — Это Илейко.

— Ох, простите меня, что, не подумавши, занялся делами, — сказал Илейко, когда подбежали и мать, и сестры с братьями.

— Какими делами? — удивился отец.

— Зачем же ты сюда перебрался, никому не сказав? — осерчала мать.

— Ты видел, кто все это сделал? — спросили братья.

— Как спалось? — поинтересовались сестры.

Илейко решил, что больше заниматься дипломатией не стоит и сказал:

— Дорогие мои! Я выздоровел. У меня теперь работают ноги. Это поле очистил я.

Отец переглянулся с матерью, сестры засмеялись, а братья потупили взгляд. Никто, конечно же, не поверил в чудо. Подумали, поди, что от долгого сна калека слегка умом тронулся. Тогда Илейко поднялся на ноги. Мать и девки испуганно ойкнули. Отец и парни — побледнели.

— Вот что я теперь могу! — похвастался он, подхватил ближайший камень, величиной со свиную голову, коротко разбежался и запустил его в лес. Камень охотно улетел, врезался там в ствол ели и сбил двух дятлов, только что собравшихся слегка перекусить. Их оглушил могучий удар по дереву, и они, безвольно цепляясь крыльями за сучья, обвалились вниз. Как раз на голову бесстрастной кунице, которую в этой жизни ничего уже не могло удивить: камень, падая, перебил ей хребет, умертвив в один миг.

— Круто, — единогласно сказала семья. Однако как-то без особого энтузиазма. Бросаться камнями — одно, вот очистить под распашку целое поле — это настоящий земледельческий подвиг. Под силу, разве что герою-пахарю из Большой Сельги Мике, или как его величали слэйвины — Микуле Селяниновичу.

Илейке не оставалось ничего другого, как поведать родственникам историю его общения с тремя каликами перехожими, с тремя странниками-чудотворцами. Вот тут ему поверили почти без всяких оговорок, потому что очень хотели верить в волшебное выздоровление сына и брата.

— Черт побери! — внезапно воскликнул отец, словно ему в голову, вдруг, пришла неожиданная и не совсем приятная мысль. — Как же нам теперь с твоим "казачеством" быть?

Его до сих пор, по прошествии уже не одного года, мучила мысль, что записали они как-то Илейку в казаки-батраки. Хозяин, правда, сгинувший куда-то из виду, мог потребовать соблюдения условий договора, жуликоватого — с его, барыжной, стороны, да и с их стороны — не совсем честного. Быть "казакку" — не постыдно, но и почета мало. Кому как повезет с хозяином. Но везло немногим. Казаки "прославились" тем, что их появление всегда связывалось с насилием.

— Так, может быть, уже не вспомнит никто? — не очень уверенно сказал Илейко.

— Может быть, конечно, и так, — в таком же тоне ответил отец. Однако ему не очень в это верилось: скрепленная печатью судебная грамота пылилась где-нибудь, дожидаясь своего часа. Вполне возможно, что этот час и не настанет, но только время может полностью рассудить неизвестность и ожидание. С мыслью о том, что "вот сейчас появится человек и затребует казака" надо было свыкнуться, пережить месяц-другой, или год. Если нервная система достаточно крепкая и в каждом встречном-поперечном не видеть хозяйского посланника, то мысль станет привычной, и с этим можно, в конце концов, существовать.

— Соседи обязательно донесут, если даже и не по злому умыслу, то просто так, сплетничая, — заметила мать. С этим трудно было не согласиться. Слух о чудесном выздоровлении безнадежно больного 33 года человека обязательно достигнет ушей градоначальников, не говоря уже о всяком торговом люде. Те вообще проводят свои "рабочие" будни от одной сплетни до другой. Значит, может заставить вспомнить о судебном решении человека, который обладает правами на Илейко, как на казакку.

— Пожалуй, лучше всего будет, если я на некоторое время исчезну из поля зрения кого бы то ни было, — пожал плечами Илейко. — Уж вы обойдетесь без моей помощи некоторое время. А я схожу поклониться на могилу деда в Ведлозеро. Давно хотел побывать, да вот, никак не мог собраться.

— А ты и вправду Чома, — засмеялась, вдруг, младшая сестра.

Действительно, только сейчас все обратили внимание на богатырскую стать Илейки. Очень высокий, прямой с широченными плечами и ясным взором голубых глаз — хоть икону пиши.

— Просто урхо (богатырь, герой, в переводе с финского, примечание автора), — согласилась мать. — И когда ты успел так вымахать?

— Так времени было достаточно, — снова пожал могучими плечами ее сын.

Он ушел на следующий день, перед этим, как следует, вечером напарившись в баньке. Жизнь была прекрасна и удивительна. Или — почти прекрасна и удивительна. За время его отсутствия более-менее улягутся все пересуды и разговоры. Людская слава имеет сомнительную репутацию, бывая, как и дурной, так и хорошей. Но и та, и другая обладают одним общим свойством — они без напоминания быстро проходят. Поговорил народ день-другой, покачал головами либо в восторге, либо в осуждении — да и забыл. Другое событие пришло, другие разговоры. "А где этот вылечившийся инвалид?" — спросит кто-то. "Да пес его знает", — ответят ему. — "Ты вот новости зацени!"

Рано утром Илейко, прослушав напутственные слова отца и матери, отправился в путь. Нехитрые пожитки в заплечный мешок он собрал еще загодя, добавив к ним отцовский нож скрамасакс — на всякий случай — в лесу шаталось много лихих людей. Да и звери при встрече с человеком бывают не всегда настроены доброжелательно. Идти ему предстояло до большой деревни Тулокса, что стояла на одноименной речке. Там, говорят, можно было найти попутную подводу в Ведлозеро.