Стивен Эриксон - Дань псам

Что, если он найдет то, чего искал? Что, если он победит в окончательной битве — с кем бы он не желал биться? Что будет со Скитальцем?

«Это его убьет.

Причина жить… исчезла.

Боги подлые, я не хочу стать свидетелем этой сцены. Не осмелюсь.

Ибо у меня полно своих одержимостей…»

Скиталец шагал, ведя угрюмый спор с самим собой. Даже злобный конь Карсы вздрагивал и сторонился, как будто на него что-то давило. Он мотал головой, бил копытами по твердой почве.

Наконец, когда жеребец начал пятиться, Карса зарычал и натянул повод. — Слезай, Ведьма, — сказал он, едва Скиталец прошагал мимо. — Дальше идем пешком.

— Но Ущерб…

— Сам о себе позаботится. Когда он будет нужен, мы сумеем найди друг друга.

Они слезли с коня. Семар потянулась. — Устала до крайности. Голова словно мокрый горшок в печи — готов взорваться. Карса…

— Оставайся, если хочешь, — сказал он, не сводя взора со спины Скитальца. — Я иду дальше.

— Почему? Что бы он не делал, это его битва. Не твоя. Ты ничем не поможешь. И не должен помогать. Карса, ты что, не понимаешь?

Он скривился: — Я стану беречь его спину…

— Почему? Мы ехали вместе из удобства. Теперь всему конец. Ты не ощущаешь? Все решено. Сделай неверный шаг — встань на его пути — и он выхватит меч. — Семар подняла руки, прижала к векам. В голове плясали огненные вспышки. То же самое происходит в городе. Открыв глаза, ведьма устало поморгала. — Карса, во имя милосердия, давай уйдем. Оставим его тому, что… ждет в Даруджистане.

— Ведьма, мы шли по следу.

— Прости?

— След. — Он оглянулся на нее. — Гончие.

Она поглядела на город. Ввысь взмыл шар огня; через мгновение грохот заставил задрожать почву под ногами. «Гончие. Они рвут на части город». — Нам туда нельзя! Неужели мы пойдем в ЭТО?!

Карса в ответ оскалил зубы: — Я не доверяю подобным тварям. Они пришли охранять Скитальца — или разорвать на куски, словно загнанную добычу? — Он потряс головой. — Я не стану наступать ему на пятки Ведьма. Пойду на приличном расстоянии, но… буду беречь его спину!

Ей хотелось плакать. «Ты безмозглый, упрямый, настырный, тупоголовый ублюдок!» — А кто сбережет спины НАМ?

Чернота внезапно залила ее рассудок; Семар, должно быть, пошатнулась, ибо вдруг нашла себя в заботливых объятиях Карсы. На лице его было написано неподдельное беспокойство. — Что одолевает тебя, Семар?

— Идиот! Сам не чуешь?!

— Нет.

Она подумала, что он врет, но сил возражать не было. Чернота казалась безгранично широкой. Это пасть, готовая пожрать ее, жадно проглотить. Что самое страшное — в ней есть некая притягательность. Лицо Семар залил от, ноги подогнулись. Она держалась за руку Карсы.

— Оставайся, — сказал он спокойно.

— Нет, никакой разницы.

Он резко выпрямился и посмотрел туда, откуда они пришли. — Что… что там?

— Треклятый медведь. Вернулся.

Она повернула голову. Да, там, в сотне шагов. Громадный темный силуэт. Не приближается.

— Чего он хочет от меня? — прошептала она.

— Останься и узнаешь, Ведьма.

— Нет, — ответила она. — Мы идем за Скитальцем. Решено.

Карса помолчал и хмыкнул. — Я думал…

— Что?

— Ты хотела знать, кто сбережет наши спины.

Она нахмурилась, потом охнула и прищурилась на огромного медведя. Он просто… топчется, мотая большой головой из стороны в сторону, а иногда замирает, вытягивает нос. — Я бы не стала надеяться, Карса. Ни в коей мере.

Он пожал плечами.

И все же она сопротивлялась мысли о таком страже. Поглядела вверх, в темное небо. «Где чертова луна, Карса? Где она, во имя Бездны?»

Каллор успел увериться: силы сошлись к Даруджистану. Жестоко столкнулись, пролили кровь.

Он живет ради таких мгновений. Внезапных возможностей, когда боги спотыкаются и власть валится тебе прямо в руки. Душа исполнилась предвкушением.

Жизнь бросает нам шансы, и мерой достоинства мужчины или женщины является смелость, наглая решимость схватить удачу и не выпускать из рук. Каллор никогда не упускал таких моментов. Пусть проклятия сыпятся дождем; пусть он раз за разом проваливается. Можно встать, отряхнуться от пыли и начать заново.

Он знает, что мир проклят. Тяготеющее над Каллором личное проклятие ничем не отличается от хода истории с ее бесконечными неудачами, когда даже незрелые триумфы ведут к падению — едва победитель становится беззаботным. Слепым. Он знает, что сама жизнь исправляет неудачи, комкая чертеж и рисуя всё заново.

Историки, ученые слишком часто созерцают схождения с ограниченной, близорукой точки зрения. Говорят о богах, властителях, великих силах. Но Каллор понял, что описываемые ими события лишь концентрированно выражают нечто гораздо более сложное. Целые эпохи сходятся, сталкиваются в хаосе. Анархия — суть Природы. Чаще всего лишь немногие понимают, какие беды ярятся вокруг. Нет, люди день за днем занимаются привычными жалкими делами, опуская глаза к земле, утверждая, что всё в порядке.

Ну, он вовсе не желает хватать их за ворот, трясти, открывая глаза. Природа сметет таких с игральной доски.

И, честно говоря, они даже такого внимания на заслуживают. Ни одной крохи.

Конечно, всегда будут люди, которые увидят в его взглядах уродство, назовут Каллора чудовищем, лишенным сочувствия, видящим вокруг лишь мрак и так далее. Чепуха. Они ошибаются. Сочувствие не обязательно дополняется глупостью. Не нужно подменять холодное понимание слезливыми заботами о ближних. Симпатия не должна отрицать жестокие факты. Наблюдай — сурово, не отводя взора. Слишком это просто и дешево — стискивать руки, бормотать и жалеть. Слишком самолюбиво. Скажем откровенно: сочувствие — всего лишь идеальное оправдание тому, кто бездействует, принимая позу вечного страдальца.

«С меня хватит».

У Каллора нет времени на такие игры. Спесиво задранный нос облегчает перерезание горла его владельцу. Когда дело доходит до такого, он НИКОГДА не колеблется. Каллор надежен, как любая сила Природы.

Он шагал, терзая каблуками траву, выворачивая ее с корнем Странная безлунная ночь повисла над головой, только на западе горизонт, уже давно поглотивший солнце, озарялся карминными вспышками.

Он обнаружил насыпную гравийную дорогу и взошел на нее, спеша к ожидающему городу. Дорога пошла вниз, потом начала неспешный подъем. Достигнув вершины возвышения, он остановился.

В сотне шагов впереди кто-то расставил на высоких шестах четыре факела; мерцающий квадрат света выхватывал из темноты перекресток четырех дорог. Никаких строений поблизости не было, так что назначение факелов казалось необъяснимым. Он нахмурился и продолжил путь.

Подойдя поближе, Каллор различил кого-то, сидящего на межевом столбе под одним из факелов. Неподвижен, лицо скрыто капюшоном, руки лежат на бедрах; кисти в перчатках выступают над коленями и чуть опущены.