Михаил Шабловский - От тёмного истока

Несчастный дампир пришёл в себя уже прикованным серебряными же кандалами к икс-образной пыточной рампе. Серебро у запястий и щиколоток даже само по себе причиняло Рихтеру немалую боль. Об ином, как он позже выразился, «допросном инструментарии», я, пожалуй, и вовсе промолчу.

Рядом с ним вольготно расположилось всё нечистое семейство — змеи Лидия и Люция в своих вызывающе-полупрозрачных нарядиках, сам граф в чёрной блестящей сорочке. Они лениво дискутировали.

— И откуда только мог здесь взяться этот вампирёныш? — потянувшись, сказала Люция. — Эй, вампирёныш, ты чей? Молчит… Папа, ты же дашь мне с ним поиграть? У меня он точно заговорит.

— До сих пор, однако, молчал, — рыкнул её отец. — Астральному воздействию не поддался, удивительно даже.

— Если бы ты в своё время зачал мне сына, — вступила в разговор Лидия. — Мы бы сейчас не должны были дёргаться по поводу какого-то залётного вампирчика. Все их общины были бы уже под нашим контролем. И не только они. Обезьяны по всей Европе уже строили бы капища в нашу честь. Ты понимаешь хоть, что ты потерял, Влад?

— Опять старые песни, — поморщился Залесьев. — Что ты так переживаешь? Мы уже который год всё делаем как надо. Что тебе столь малое время не терпится? Сто лет провалялась в гробу, а теперь несколько месяцев подождать не можешь. В последний Белтайн жертвы были принесены, служение проведено. Наш хозяин доволен, и как только взойдёт первая полная Луна, и мы сделаем сама знаешь какой ритуал, он вознаградит нас, соединившись с нами и воплотившись в моём наследнике.

— Папа, а почему не со мной ты будешь делать его? — бесстыже раздвинув стройные ножки, вдруг спросила Люция. — Зачем именно эта твоя полуобезьянка?..

Граф страшно сверкнул глазами и внезапно вытянувшееся от него дымящееся щупальце резко хлестнуло Люцию по щеке. Та с жутким визгом отскочила и спряталась за мать. На лице её, впрочем, не осталось никаких заметных следов удара.

— Не смей так говорить о своей сестре, — проревел граф. — Она такая же моя дочь, как и ты. То, что она рождена от смертной женщины, делает её куда лучшим сосудом для нашего хозяина! Её сущность не забита этим хилым европейским демончиком, который даёт твоей матери и тебе ваши волшебные силы! А то, что она не знает ни о чём, сделает её ещё лучшей восприемницей, которая не будет астрально сопротивляться мне и хозяину!

— Не такие уж мы и хилые, — зловеще протянула Лидия, одной рукой обнимая дочь. — Без нас ты бы гнил сейчас в обычном обезьяньем теле, спал бы со своей испанской макакой и думать бы не думал об астральном могуществе, впустую теряя свой Дар, принадлежащий тебе по праву происхождения! Почему до сих пор жива эта шлюха Мария? Для чего ты её бережёшь? Кровь человеческой женщины, которой выпала честь принимать тебя в постели, была бы отличной жертвой хозяину! А ты наоборот, обучаешь её ритуалам, иногда отказывая нам помогать тебе в служениях! Ты, конечно, мужчина и глава нашего круга, но иногда мне кажется, что ты просто похотливый кролик!

(Когда Рихтер передал мне эту фразу графини Аусвальд-Залесьевой, я сразу понял, отчего так взбеленился граф во время нашего ментального поединка за чёрно-белым столом. Но это к слову.)

Влад опять сверкнул глазами, но на сей раз сдержался.

— Всему своё время. А вы на себя бы лучше посмотрели, — с усмешкой ответил он. — Думаете, я не знаю, почему у меня самые крепкие рабы вечно по утрам еле живые? Особенно после тебя, Люция. Месяц походишь к кому-то, так он потом только на жертву годится.

— Подумаешь, — нимало не смутившись, ответила юная демоница. — Тебе жалко, что ли? Со своими собственными рабами уже и поиграть нельзя! Нам Пузин твой новых привезёт, делов-то!

Лидия, однако, продолжила гнуть своё:

— И вообще, если бы ты не растратил себя со своей шлюшкой, ты сейчас вполне мог бы попытаться обычным образом зачать сына с Люцией. Какой невероятной глупостью было так испортить чистоту астральной крови! Теперь мы должны надеяться только на хозяина! И чем она тебя только приворожила? Зачем ты остался с ней в Москве тогда? Зачем заделал ей ребёнка и женился? Я же прекрасно знаю, что ты до неё спал с кучей женщин. Почему же именно эту ты решил выбрать себе во вторые жёны?

Граф немного смутился. Довольно мрачно он отвечал:

— Да потому, что только этой католической дуре пришло в голову перекрестить и искренне благословить меня, когда я выходил из её спальни, даже и не думая возвращаться. Вам хорошо говорить — сидите тут сиднями в своих астральных комнатах, только по ночам и только по долине за удовольствиями ходите. А мне пришлось и среди обезьян пожить. Из них же половина прямо-таки одержима на религиозной почве! Кресты носят, храмы эти дурацкие вокруг. А Мария и вовсе в самом деле искренно верующей была. Я же после её благословения и молитв стал буквально не в себе. Чуть не забыл о своих астральных силах, бр-р, подумать неприятно. Хорошо, что здесь удалось её окончательно обратить. Теперь она очень прилежная Жрица. Её черёд придёт — но не сейчас.

— Не понимаю, — заговорила вновь Люция. — Зачем вообще дарован был разум и, паче того, свобода воли этим обезьянам? Ясно же, что только такие, как мы, только существа астрального порядка, имеют право на свободную жизнь и власть над низшими организмами. Даже этот вампирчик находится неизмеримо выше любого из обычных людей. А мы ещё выше него. Хотя бы потому, что мы гораздо сильнее. Ведь кто сильнее, тот и прав, иначе и быть не может, это же закон мироздания. Зачем же искру жизни дали людям? Ведь они же ничто, рабы, пища, игрушки, жертвы.

— Всё это так, — медленно ответил Залесьев. — Но почему-то Тот, Кого мы не можем называть, дал людям эти дары. Мы не знаем, почему. И ещё — не раз и не два случалось в истории такое, что обычные люди побеждали астральную расу. Не сами, конечно, но им всегда кто-то помогает, если они твердо верят в свою победу и идут до конца. Так что вот тебе отцовский совет, дочь моя — не недооценивай людей. Ладно. Об этом много говорить не стоит. А то, чего доброго, будешь, как я после благословения. Ещё, пожалуй, в монастырь уйдёшь — и такое бывало, кстати.

Люция лишь жутенько рассмеялась. Смех юной чародейки был как скрип когтей по стеклу. Этот безумный звук стал для дампира последней соломинкой — он потерял сознание.

Потом он опять приходил в себя — или его выдёргивали из забвения истязатель или истязательницы — следовали страшные пытки, и он вновь погружался в багровые пучины хаоса и боли. Залесьевы во время пыток и отдыха в перерывах спокойно беседовали при нём о приносимых жертвах, о своём жутком хозяине, о пещере в холмах на севере и об алтарном камне, о перевозках золота оттуда и рабов туда, о поставках клеток и цепей, ножей и мясницких пил и прочем, прочем, прочем…