Михаил Шабловский - От тёмного истока

— Нет, Рихтер, — устало ответил я. — Я человек. Сын Адама и Евы. И, кажется, вам и в самом деле придётся нести меня. Мне… мне нехорошо, Рихтер.

И, вероятно, я упал на ту же траву, где лежало белое полуобнажённое тело графини Аусвальд-Залесьевой, убитой мною в не очень честной битве.

Страшные образы кружили вокруг меня. Хихикающая, но всё ещё прекрасная мёртвая Лидия, Люция со змеями в локонах волос, огненные щупальца вокруг тёмной фигуры графа, искажённое болью лицо машиниста Алёхина, спиралью вьющаяся стая мерзких мрёнков, оскаленные морды собак, серо-чёрные охранники с ружьями, а посредине всего этого пандемониума испуганное лицо Ани. Я бежал к ней, точнее, пытался бежать, как будто сквозь густую вязкую смолу, я едва двигался, я не мог приблизиться к ней, и моё сердце разрывалось от бессилия, ужаса и жалости. Затем всё заслонил фиолетово-чёрный силуэт графа со страшными щупальцами, пылающими тёмным огнём. «Ты, — медленно выговорил он. — Ты, червь, ты убил мою подругу, и я найду тебя, я выжгу твой разум, твою душу, твоё сердце и пожру то, что тебе дорого. О, я всё знаю, ты высоко замахнулся, но мои дочери не для таких, как ты, мерзкий предатель астральной расы…» Он рос и рос передо мною, а у меня не было сил даже двинуться, не было сил заслониться или вытащить оружие, я уже чувствовал горячее дыхание огня на коже… Потом я рывком проснулся. Моё лицо было покрыто липким холодным потом. Я никак не мог понять, где нахожусь. Какое-то маленькое замкнутое пространство. Вокруг мягкая кожаная обивка, надо мною низкая крышка. Господи Боже, что это значит? Неужели я в гробу?! С криком я рванулся вверх и толкнул крышку руками… Но слева раздался спокойный и даже немного ироничный голос дампира:

— Тише, тише, Малинов! Не портьте обивку. Хорошо, что вы пришли в себя.

Пытаясь унять бешеное сердцебиение и отдышаться, я осмотрелся по сторонам и понял, что лежу на заднем сиденье какого-то большого легкового автомобиля, салон которого сиял шикарной отделкой. Только теперь я почувствовал, что мы движемся. Повернув голову, я увидел, что за рулём сидит Рихтер. Я приподнялся, повернулся и уселся на роскошных кожаных подушках. Голова кружилась и болела, но сознание постепенно прояснялось.

— Мы с вами продолжаем пользоваться гостеприимством графа Влада, — с ухмылкой сказал Рихтер, полуобернувшись ко мне. — Я взял на себя смелость позаимствовать его «майбах». Небось, никогда не ездили на таком, а? Наслаждайтесь.

— Что со мной произошло? — хрипло спросил я и закашлялся. — Как мы сюда попали? Куда мы едем?

— Ничего особенного не произошло, — пожав плечами, ответил Рихтер, вновь повернувшись вперёд и смотря на дорогу. — Просто сильное психоистощение. Вы за последние сутки, очевидно, потратили массу психической энергии, а восстанавливались — точнее, пытались восстанавливаться — сколько? Один, два раза? После вашей победы над Лидией я отнёс вас в усадьбу, где, как и ожидал, нашёл графский «майбах» — не станет же Залесьев гонять на такой машине по буеракам Подмосковья в розысках своей младшей дочери. Для этого у него внедорожники охраны есть. Старшей дочери в усадьбе уже не было, а дворецкий не посмел мне препятствовать и спрятался в доме, заперев двери. Ключи от автомобиля были в гараже, рольставни и ворота управлялись оттуда же, как вы и упоминали, когда о своих приключениях рассказывали… И, согласно вашему же совету, мы теперь едем к яхромскому посту, припугнём или одолеем охранников, откроем ворота и выберемся из долины. Дальше останется только дождаться опергруппы и всё, дело сделано, задание выполнено.

— Так Лидия мертва? — я всё ещё никак не мог уложить в памяти соотношение реально произошедших событий и сумрачных видений. — Знает ли об этом её дочь? И граф?

— Не беспокойтесь, Малинов. Лидия Аусвальд-Залесьева окончательно и бесповоротно мертва, я принял необходимые меры к тому, чтобы она больше не поднялась в мир живых. Попросту говоря, взял в дежурке штык-нож и отсёк ей голову. Хотя дубовый кол в сердце уже само по себе неплохо — это была отличная идея, кстати, Малинов, поздравляю. Ничем другим мы бы её, наверно, и не сразили.

— Да я даже и не думал об этом, ткнул первой попавшейся палкой…

— Значит, вашу руку вело Провидение. Догадка о том, что графиня не может видеть одновременно ментальным и обычным взором, пришла к вам неспроста. Всё равно вы молодец, повторю ещё раз, хоть вы и безрассудны, конечно, но очень смелы. Да, я думаю, семья уже знает о её гибели. Они, наверно, очень на вас злы, — и Рихтер нехорошо засмеялся. — Но это неважно. Так и так мы с ними смертельные враги, вы же знаете.

Я лихорадочно соображал своей безрассудной головой. Я чувствовал, что моё сонное видение было не таким уж видением. Граф знал про нас с Анной. Возможно, она уже у него в руках?

— Рихтер, — спросил я. — Я же правильно понимаю, что Залесьев в состоянии найти опорный пункт и проникнуть в него?

— Увы, да, — ответствовал дампир. — Полевой кабинет — это не крепость. Он только лишь cокрыт от обычных, не задумывающихся людей. Через ментальное пространство его достаточно легко найти. А запор на двери там и вовсе обычный. Простой замок. Но я же вам говорил, они не тронут Анну. Она нужна им… Целенькая. Я вам всё сейчас расскажу. Откуда происходит тёмная сила Залесьева и его первой семьи, что он собирается делать, и зачем ему так нужна его младшая дочь. Если, конечно, вы чувствуете в себе достаточно сил, чтобы узнать обо всех ужасах этой проклятой долины.

— Вне всех и всяческих сомнений, — сказал я. — Я вполне готов и хочу знать всё. Но только сперва притормозите машину, Рихтер. Мы не поедем к яхромскому посту. Во всяком случае, я не поеду. Я пойду спасать Анну. Думаю, и вы тоже понимаете, что опергруппа может не прибыть сегодня. А граф готовится к какому-то важному ритуалу. Я боюсь за Анну, и я должен остановить его. Я обещаю вам, что потрачу последние крохи своей ментальной силы, чтобы деволюмизироваться и сбежать от вас, если вы станете меня останавливать. Я знаю, что даже ваш туман — это всё-таки вещественная газовоздушная взвесь, а значит, вы всё равно никак не сможете меня удержать.

Рихтер опять обернулся и пристально посмотрел на меня. Потом он пробормотал что-то вроде «самоубийца я, что ли… мальчишка смелее… не знает… триста пятьдесят лет… и что теперь?». Похоже, он вёл дебаты сам с собой. Затем он решительно взялся за рукоять автоматической коробки передач, перевёл её в нейтраль и резко надавил на тормоз.

— Я, конечно, очень благоразумный сотрудник Организации, — сказал он. — Но с чего вы решили, что я буду вас останавливать? Я даже не ваш непосредственный начальник. Идти ли мне с вами — вот это был вопрос. Пока вы были без сознания, у меня не было, конечно, другого варианта, кроме как быстрее выехать из долины и вывезти вас. Но теперь… Я не допущу, чтобы имя Людвига Рихтера упоминалось как имя труса, бросившего младшего коллегу перед лицом паранормальной опасности, навстречу которой он, этот младший коллега, столь героически и самоубийственно бросается. Ваша внезапно вспыхнувшая страсть к младшей дочери графа, конечно, не является разумной, но я не только не могу вас осуждать за неё, но и вижу в ней единственный проблеск надежды. Потому что Анна — нынче единственная из Залесьевых, над которой пока не властна Тьма. Однако не удивляйтесь, если я стану молить Бога о том, чтобы мы с вами не пережили этот день. Потому что если мы, пойдя против Влада и Люции, проиграем и останемся в живых, то очень скоро позавидуем мёртвым.