Дмитрий Соловей - Возрождающийся

– Да угомонись ты! – рявкнул мужчина и тут же начал материться.

Жидкости в организме девочки почти не осталось, что-то на слезы, что-то на посикушки было потрачено, но судя по запаху, накопилось что-то другое. С перепугу ребёнок обделался. Всадник ругался, а я прислушивался к словам, запоминая незнакомые обороты речи. Рано я обрадовался, что понимаю речь местных. Не только акцент с характерной для украинцев буквой «Г», но и некоторые слова были совсем незнакомы. В общем, я решил, что желательно самому молчать, пока не подучусь. Тем более моя персона никого не заинтересовала.

Лика, нарыдавшись, вскоре затихла и даже уснула. Мне по-прежнему никто не мешал разглядывать людей, животных и окружение. Окружение, правда, не сильно изменилось. Вокруг был лес и грунтовая дорога. Зато всадники выглядели очень колоритно. В их одежде использовалось много кожи хорошей выделки. Немарко, но прочно. Кожаные штаны, куртки были пошиты в одном стиле. Именно по этой причине у меня сразу создалось впечатление, что это отряд военных.

Головные уборы также были единообразными. Эдакое кепи с козырьком спереди и сзади. Сзади, наверное, для того, чтобы дождь за шиворот не затекал. На ногах у мужчин были сапоги. По всем признакам сейчас середина или вторая половина лета. Днем достаточно жарко. А эти в сапогах! Думаю, про запах, исходящий от мужчин, рассказывать не нужно. Лошади тоже пахли не слишком приятно, но однозначно лучше всадников.

Куртка у мужчины, что вёз меня, не была застёгнута. Поэтому «насладиться» ароматами давно немытого тела мне довелось в полной мере. Плюс жара, мухи, опять же та лошадь, на которой мы двигались, нервировала. Не представляю, как могут верхом ехать два взрослых человека. Даже мне в теле ребёнка было неудобно. Седло-то рассчитано на одного всадника. Для второго «пассажира» места не хватало, а перед седлом специальной приспособы не имелось. Я то сползал вниз, то меня по боку седло било, и приходилось ёрзать, а после снова удерживать равновесие и не заваливаться в сторону.

Впечатлений хватило с избытком. Только успевай анализировать. Кстати, у мужчины под курткой была рубашка неплохого качества. Совсем отсталым общество не казалось. В предыдущий день мне было не до разглядывания текстильный изделий. Тут я и к себе присмотрелся. Рубаха явно не из вручную тканого полотна, ботинки добротные, крепкие. Зато нижнего белья не имелось, это создавало дискомфорт.

Закончив с осмотром одежды, я попытался определить, где у мужчин оружие. Ехавший впереди Шустряк был хорошо виден. Ещё раз я оценил прочную куртку мужчины. Снова переключил внимание на ближайшего всадника. Он имел нечто напоминающее пистолетную кобуру. В моем представлении к такой одежде подошла бы сабля, но местные имели другое вооружение, какое именно, определить не удалось.

Я так увлёкся всеми этими наблюдениями, что не заметил, когда мы свернули и подъехали к дому знахарки. Крепкий бревенчатый домик стоял на поляне в лесу. Вокруг хозяйственные постройки и даже лошадь в загоне. В целом совсем не «избушка бабы-Яги», как мне мысленно представлялся дом знахарки.

Со мной у сопровождающих проблем не возникло, а вот с перемещением Лики мужчинам пришлось повозиться. Вояки морщились от запаха, но не роптали. Даже не потревожили больную руку ребёнка. В дом к знахарке девочку занесли спящей. Кратко обрисовали ситуацию и поспешили в деревню. Меня оставили вроде как в помощниках.

Знахарка оказалась женщиной пожилой и опытной. Первым делом она напоила сонную девочку каким-то отваром. Лика заснула глубже и на последующие манипуляции с её телом не реагировала.

– Белый, подай воду из ведра, сними обувь девчонке, – командовала мной женщина. – Неси тряпки, что на заборе сохнут, забери грязное.

Со всеми заданиями я справлялся быстро, желая продемонстрировать свою полезность. Только когда знахарка попросила принести светильник, я его не нашёл. Потом оказалось, что вещица стояла высоко на полке. Физически я не мог дотянуться. Да и не узнал бы в этой колбе с треугольником внутри тот самый светильник. Он точно был магической штуковиной. По крайней мере его принцип действия оказался для меня непонятным.

До ночи никто за Ликой не приехал. Знахарка постелила на лавку свою меховую жилетку, выдала мне куцее покрывало и велела устраиваться. Девочке она предоставила более комфортные условия на большом сундуке. Я не роптал, был послушным и немногословным. Радовался, что мне не задают неудобных вопросов. Покормили, да и спать я буду не в кустах, а внутри помещения. Домишко, конечно, небольшой. Всего одна комната, перегороженная печью, но для попаданца в тело ребёнка совершенно царские условия. Я даже решил немного помечтать, как устрою прогрессорство в этом мире. Не успел. Банально уснул.

За Ликой какие-то родственники приехали ближе к обеду следующего дня. К тому времени я готов был придушить девочку. Судя по взглядам знахарки, она тоже находилась на грани.

– Боли-и-ит, – скулила Лика, – не хоцу! – пыталась снять она повязку и деревянные плашки.

Мою конструкцию знахарка, кстати, похвалила. После напичкала Лику чем-то обезболивающим, заверяя, что той не должно быть больно. Лике, похоже, не нравилась повязка в целом. К тому же на улице шёл дождь, и мы её не выпускали наружу. Лику хоть и поили отварами, но желудок девочки дал сбой. Она часто просилась в туалет и портила газами воздух. В комнатушке уже нечем было дышать, к тому же сидеть на месте ребёнок долго не мог и требовал развлечений.

– Как вы с ней управлялись? – выспрашивала меня знахарка.

– Не знаю, – честно ответил. – Я с ней не так долго.

Женщина покачала головой и занялась своими делами, предоставив мне возможность развлекать девочку. В общем, родню Лики мы с знахаркой встречали с воодушевлением. Теперь это их головная боль и забота. Прибывшие мужчины попытались расспросить меня о разбойном нападении. В ответ я промычал нечто невнятное: типа спал, ничего не видел.

– Белого не берём, зачем он нам? – сообщил один из мужчин, когда Лику устроили в повозке. – Клейма кабального на нем нет, пусть ваш староста сам решает.

– Дык… как же… – начала было знахарка, но договорить не успела. Мужчина вскочил на коня и велел помощникам на повозке следовать за ним.

Между прочим, я наконец сообразил, почему знахарка меня «белым» зовёт. «Мастью» я отличался от всех, кого видел с момента попадания в этот мир. Разве что у матери Данира волосы были русые. Все остальные невольно ассоциировались у меня с итальянцами, арабами или кем-то другим из южных регионов моего мира, они имели вьющиеся тёмные волосы, карие глаза и смуглую кожу. На их фоне я выглядел тощей, бледной поганкой. Не работник ещё и не помощник. Потому интереса ко мне никто не проявил. Знахарка в том числе.