Хелен Тодд - Люфт. Талая вода [litres]

– Черт тебя подери, Ани!

В висках пульсировала кровь, Роберта обдало жаром. Невыносимо. Тревожно. Он не думал, что делал. Это рефлексы. То, что он так часто видел на улицах. То, как не должно быть. И все-таки опустил оружие, спрятал его в карман. Оно для перестраховки, чтобы их путешествие в Тальвиль не стало путевкой в один конец.

– Прости… Я… нагрела воду.

Он смотрел на ее бледное лицо, на растрепанные волосы, которые едва закрывали подбородок. Тонкая шея, искусанные губы и пронзительный взгляд. Черные, будто пережаренный кофе, глаза отражали его переживания. Смотрели слишком понимающе, слишком… Без жалости. Ани скрылась за дверью.

Когда он сказал, что они уходят, Аннетт лишь кивнула. Бледную кожу тронуло холодное безразличие. Смирение. Такое же, как и у него: пустое, с глухим почти не слышным криком и горьким привкусом. Оно и верно. Все равно куда идти, если ты потерял свой дом, свою землю под ногами.

– Ты возьмешь вон ту сумку.

– Пустую?

– Да, пустую. Если хочешь, можешь бросить в нее несколько опавших листьев.

– Зачем? – Ани щурила глаза.

– Говорят, плохая примета, когда женщина переходит дорогу с пустой сумкой, – и Роберт рассмеялся.

Аннетт закатила глаза, но, улыбаясь, взяла в руку свою ношу. Какая разница, что это значит?

После четвертого звонка в дверь Роберт зло вздохнул, достал из духовки плюшки, закрыл их марлей и, даже не набросив пальто, поднялся наверх.

– Добрый вечер!

На пороге стоял посыльный. Невысокую фигуру в черном пальто сильно замело.

– Два письма для пекарни и письмо Аннетт Батлер, но под личную роспись. Могли бы вы ее позвать?

– Нет. Она болеет, – Роб нахмурился и поежился от холода.

– Тут всего подпись поставить, миссис Нордман просила лично в руки.

– Вы думаете, что человек с температурой, который не встает с постели, должен выйти в холод, чтобы поставить формальную подпись о получении? Занесете в другой раз.

Он забрал письма для пекарни. Заказы, конечно… Но так заранее? Они ушли на выходные, примерно на четыре дня или до приезда Коула и Молли.

Посыльный замялся, вздохнул и протянул Роберту карандаш с бумагой.

– Поставьте подпись, думаю, ничего страшного. Вы же передадите письмо?

– Разумеется, – на этот раз ответ прозвучал мягче.

– Понимаю, что формальности, но это работа, – посыльный пожал плечами и протянул конверт.

– Хорошего вечера! И благодарю за понимание.

Роберт коротко кивнул, после чего поспешил закрыть дверь и спуститься. Он продрог и злился сам на себя за то, что не оделся, прежде чем выйти.

Миссис Нордман просила приготовить два лимонных пирога, один яблочный, три буханки черного хлеба и две небольших банки сухарей. Виселты, как обычно, заказывали хлеб: три кирпича ржаного, один бородинского и два белого. Роб отложил письма на полку, где Молли хранила блокноты и заказы. Осталось письмо для Аннетт. Запечатанное поверх клейкой ленты печатью Нордманов. Столько перестраховок… Он насторожился, но открывать не стал. Обещал передать – передаст. Тем более что Ани часто бывала в гостях и в основном только она и приносила пожилой женщине заказы. Краем уха он слышал, как девушки обсуждали предложение поработать сиделкой по выходным, но Молли советовала не соглашаться, аргументируя тем, что Ани нужен отдых. И в этом он оставался с ней солидарен.

В комнате было тепло. Роберт совсем недавно подкинул дров в камин на втором этаже, и тепло от широкой трубы нагрело небольшое помещение. Он поставил поднос с чаем и двумя плюшками на стул возле кровати, закрыл дверь и только после этого сел на край кровати.

Ани спала. Ему не хотелось тревожить ее сон, но время близилось к ночи, стоило перекусить и потом уже лечь. Он улыбнулся, убрал волосы с ее бледного лица, мягко провел пальцами по лицу. Теплая, но жар, похоже, начал спадать.

– Просыпайся, сладости сами себя не съедят, – Роб слегка потряс ее за плечо. – Знаю, что не хочется, но нужно. Стоит поесть, выпить горячий чай.

– Прости…

Ани нахмурилась, села на кровати и сонно закрыла лицо руками, стараясь прийти в себя.

– Хватит извиняться, смешная. Просто просыпайся, и все. И еще… тебе письмо от миссис Нордман, просили передать под личную подпись, но я не стал тебя будить.

– Заказ? Мы же не работаем.

– Заказ был в другом. Будешь, как с супом, ждать, когда чай остынет, или все-таки поешь?

Роберт задумчиво улыбнулся, после чего отломил небольшой кусочек одной из булок и, отвечая на возмущенный взгляд Ани, просто пожал плечами, мол, если не ты, то я.

В этот момент показалось, что ничего и не было, что Роберт за все время их общения ни капли не изменился. В груди проснулось теплое ощущение поддержки и заботы, как тогда, в гараже: он грел ей воду и так же беспрекословно заставлял пить. Хотелось думать, что вся эта строгость… просто проявление… что это ему не безразлично, важно ее самочувствие. Ведь всегда после резких слов он становился мягче, теплее. Аннетт долго смотрела на то, как в чашке отражается мерцающий огонь свечи. Наверное, опять нет электричества. Она бы не отказалась посидеть у камина, послушать, как трещат дрова, как огонь переливается, вспыхивает. На душе стало тепло-тепло, словно что-то согревало ее изнутри. Новое, непривычное чувство, которому не хотелось сопротивляться. Оно просто было.

Плюшка оказалась такой же, как и всегда: легкой, тающей. Румяная корка с сахаром приятно хрустела. Вторую ел Роберт, задумчиво разглядывая колышущиеся ветви дерева за окном.

От размышлений его отвлек звук рваной бумаги. Ани пришлось отрывать край конверта – иначе не открыть: он оказался заклеен намертво. Письмо оказалось коротким. Сквозь бумагу просвечивалась всего одна строка, а взволнованное и побледневшее лицо Аннетт заставило задуматься о содержании. Вот только спрашивать ничего о содержимом не стал – захочет, скажет сама.

– Будешь еще чай или плюшку? Я спущусь вниз, подкину дров.

– Да, – она ответила рассеянно, даже не посмотрев на него. – Спасибо…

– Плохие новости? Ани… – Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза. – Ты вся дрожишь! Найти бы этот чертов градусник!

Роберт убрал руку, приложил к ее лбу, злясь на самого себя за то, что нигде не смог его найти. Градусник словно исчез, испарился: ни в чемодане, ни на полке с лекарствами, ни в комнате Молли. Казалось, Роберт перерыл всю пекарню, но тщетно.

– Не переживай зря, мне не становится хуже, просто… – Ани тяжело вздохнула и протянула письмо.

В нем аккуратным почерком было выведено небольшое предложение.

«Когда ты захочешь исчезнуть, знай, что пекарня тебя не отпустит».

Аннетт не знала, стоило ли показывать, ведь теперь необходимо объясниться, рассказать о блокноте, о разговоре с миссис Нордман. Сейчас, спустя пару дней молчания. Отчего-то стало неприятно… Хранить тайны – тяжелая ноша: никогда не знаешь, возможно, именно пара намеков о ней могла бы все изменить. А теперь Аннетт чувствовала себя предательницей, которая так и не решилась ее открыть.