Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

С другой стороны, – насмешливо говорил себе Эдо, – какой повод, такой и праздник. Слоняться ночью по промозглому зимнему городу трезвым, в душевном раздрае, не понимая себя – идеальный способ отметить окончание книги о бесконечном отчаянии и о чуде, которое из этого отчаяния иногда прорастает. Это, как минимум, честно. А повеселиться с друзьями можно и завтра. И послезавтра. Каждый день до отъезда. А потом снова как бы с нуля начать.

Сам не заметил, как вышел на бульвар Вокечю. Баров здесь тоже хватало, и Эдо сказал себе: ладно, всю ночь слоняться дело хорошее, но трезвым – это все-таки перебор. Привычным усилием воли, каким всегда засаживал себя за работу, свернул к ближайшему бару, где прежде никогда не бывал, но промахнулся. То есть не сознательно изменил решение, а действительно промахнулся, вместо открытой двери вошел в соседнюю подворотню, остановился, растерянно огляделся – это я как же? зачем? – и узнал проходной двор, который ему Люси когда-то еще весной показывала, вернее, три двора, один за другим. Через них можно выйти на улицу Пранцискону, а оттуда – сообразил он, – вернуться на Траку и пойти наконец в виски-бар, единственный недостаток которого заключается в том, что слишком близко от дома. А все остальное – сплошные достоинства, включая крепкий ледяной коктейль с кофейными зернами, который сперва окончательно, до мучительной ясности отрезвляет, а потом милосердно пьянит.

Короче, – твердо сказал он себе, – хватит уже болтаться, как увядшая роза в проруби. Вперед.

И решительно шагнул в арку, соединяющую первый двор со вторым, очень длинную, настолько низкую, что пришлось не просто ссутулиться, а пригнуться, и такую темную, словно электричества еще не изобрели. Прошел ее не на ощупь, конечно, но что-то вроде того, с каждым шагом осторожно ставил ногу на землю, прислушивался к ощущениям – ровно? гладко? не скользко? не мокро? – и только потом переносил на нее вес. Наконец вышел наружу, выдохнул, разогнулся, сделал еще несколько неуверенных шагов, и тут у него за спиной вспыхнул свет, да такой яркий, что двор стал виден, как на ладони, включая огромную лужу в центре и дорожку из битых кирпичей, позволяющую ее перейти. Ясно, что это просто фотоэлемент сработал с опозданием, но эффект все равно оказался мощный. Очень его впечатлил этот внезапный свет. И метафора такая красивая про путь исследователя, который пробирается в одиночестве сквозь кромешную тьму, медленно, шаг за шагом, и вдруг у него за спиной разгорается свет для тех, кто пойдет за ним, – думал Эдо, поспешно, пока лампочка не погасла, перебираясь по кирпичам через лужу. – Лобовая, конечно, но иногда именно так и надо. Чтобы точно дошло.

Благополучно переправившись, оглянулся – скорее из чувства благодарности, чем по какой-то другой причине. Спасибо, дорогая лампа, что оказалась здесь. И фотоэлементу спасибо, и проводам, и жильцу, который тебя повесил, и всей компании первооткрывателей электричества, и лично Томасу Эдисону, и собственно электронам – просто за то, что есть. Обычное дело, всякий раз, когда начинаешь благодарить за какое-то, пусть даже мелкое, легко объяснимое чудо, в конечном итоге обнаруживаешь, что благодарить надо весь мир.

Пока обо всем этом думал, из темной арки вынырнул человек; судя по юбке, женщина. Остановилась, махнула ему рукой, как знакомому. Эдо на всякий случай тоже ей помахал, – может, и правда знакомая. Отсюда не разглядишь.

– Вы осветили мне путь! – громко сказала она.

Голос явно был незнакомый, как и ее силуэт, такую высокую широкоплечую даму он бы, пожалуй, запомнил, даже один раз мельком увидев. А может, это мое любимое наваждение?.. – неуверенно подумал Эдо. – В параметры как раз вполне вписывается. С него бы сталось смеху ради нацепить юбку. Тем более, примерещиться в юбке. Или, к примеру, штаны всегда становятся юбкой перед тем, как превратиться в туман?

Хотел сказать: «Привет, это у вас началась Неделя высокой моды?» – но не успел, потому что обладатель юбки и незнакомого голоса решительно свернул с освещенной тропинки и вошел в дровяной сарай. Эдо, конечно, бросился следом, будем считать, из вежливости, чтобы все-таки поздороваться. Сам он обдумать этот поступок не успел; впрочем, если бы и успел, результат был бы тот же. Первое правило начинающего духовидца: увидел мистическое явление – бегом за ним.

В общем, ломанулся вслед за видением в юбке в чей-то дровяной сарай, но за дверью вместо дров, пылищи и паутины, или что там обычно бывает в сараях, его встретил приглушенный свет ламп, звон стаканов, бренчание пианино, сногсшибательный запах свежей выпечки, жареного мяса, пряных трав, кофе, грибного супа, всей самой вкусной в мире еды, и тогда Эдо внезапно понял, какой он оказывается голодный. А все остальное он понял уже потом, после того, как двойник Тони Куртейна – какие же все-таки они одинаковые, каждый раз при встрече поначалу почти невозможно поверить, что это не он – подошел к нему, протянул толстый ломоть серого хлеба с огромной горячей котлетой и сказал:

– Последняя. Для себя берег.

Эдо даже не стал переспрашивать: «Может тогда не надо?» – потому что близость котлеты пробудила в нем примитивного дикаря, из всех законов человеческого общежития усвоившего только: «дают – бери».

Примерно на середине котлеты дикарь позволил ему промычать «спасибо» и оглядеться по сторонам.

– Вы же были во дворе на Бокшто, – наконец сказал он двойнику Тони Куртейна. – Ступеньки, фонарь, наглухо заколоченная дверь…

– Были, – подтвердил тот. – Да сплыли. Теперь мы, можно сказать, везде. То есть появляемся в самых неожиданных для нас же самих местах. Я как раз недавно вас вспоминал, думал, как же жалко, что вы не заходите. Остальные завсегдатаи нас как-то находят, а вы почему-то нет.

Эдо хотел напомнить, что он и раньше-то, когда было понятно, в какую дверь надо ломиться, не мог попасть в эту их мистическую забегаловку без посторонней помощи. Спасибо Каре и Люси, что приводили сюда иногда. Но решил обойтись без сиротской песни и объяснил, вгрызаясь в котлету:

– Я в последнее время носа из дома практически не высовывал, книгу дописывал. И вот только что, буквально час назад дописал.

– Теперь все нормально будет, захочет – найдет. Нет ничего невозможного для человека, который однажды осветил мне путь, – заверил, заверила, в общем, заверило Тони мистическое явление в юбке, при ближайшем рассмотрении оказавшееся здоровенной очкастой теткой с копной ржаво-рыжих волос.

Ладно, у каждого свои недостатки. Хочет быть рыжей теткой, пусть, – подумал Эдо. И сказал ему:

– Вас узнать невозможно. Но я все равно узнал и бестактно решил поздороваться. Получается, правильно сделал. Привет.