Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

– Ну да, – улыбнулся Эдо. – Вдруг выясняется, что у тебя в этом волшебном театре даже не то что контрамарка на все спектакли, а ежедневные репетиции, пожизненный ангажемент. А что роль внезапно балетная, а ты танцевать не умеешь, никого не волнует. По ходу научишься, – говорят.

Тони Куртейн горячо закивал.

– Насчет балета в точку. И ведь действительно пляшешь, как миленький. На пуантах. Гопак.

Рассмеялся, махнул рукой и пошел к плите, потому что как ни пляши, а кофе сам себя не сварит. Надо ему помогать.

Сказал, уставившись на кофейник:

– Представляешь, я же всю жизнь твердо знал, что встреча смотрителя Маяка с двойником невозможна, потому что противоречит самой природе вещей; с другой стороны, какой только фигни я твердо ни знал. В частности, что на Другой Стороне нет никакой магии. Типа в этом и состоит ее смысл – быть местом, где отсутствует магия, и таким образом уравновешивать нас. Но они там плевать хотели на наше сраное равновесие. Хрен знает же что творят.

– Стефан говорит, это просто из вредности, – улыбнулся Эдо. – Невозможно? Точно-точно? Ну, щас.

Состав и пропорции:

кашаса – 45 мл;

дынный ликер «Мидори» – 45 мл;

смесь для коктейлей «Sour mix» – 10 мл;

ананасовый сок – 50 мл;

шалфей (для украшения).

Охлажденные ингредиенты налить в коктейльный бокал, перемешать и украсить шалфеем.

Сабина проходит мимо ярко освещенной кофейни – смотри-ка, открыта. И совершенно пуста, потому что уже половина десятого. По вечерам мало кто кофе пьет.

Сабина, не раздумывая, заходит – не потому, что ей хочется кофе, а просто ради торжества справедливости. Если уж кофейня работает допоздна, значит в нее обязательно должен зайти кто-то, кому это нужно, – весело думает Сабина, читая список кофейных коктейлей, написанный мелом на черной доске. И в ответ на вопросительный взгляд юной кареглазой бариста произносит вслух:

– Лате-латте. Это как? Просто двойной латте, как, к примеру, двойной эспрессо? Подают в литровом ведре?

– Late Latte, – поправляет ее бариста. – Лэйт латте, поздний латте, и нет, не в ведре! – Смеется, довольная путаницей, и объясняет: – Он такой слабенький, что можно пить даже на ночь глядя, сон не перебьет.

– Именно то, что надо, – кивает Сабина, – давайте.

Платит за кофе картой, на которой всегда есть деньги; сколько именно и откуда они берутся, ей дела нет. Если эта информация зачем-то понадобится, все как-нибудь сразу выяснится и логически объяснится. Сабина давно привыкла не вмешиваться в собственные дела.

Она берет картонный стакан и выходит на улицу. Сабина не то чтобы любит, скорее считает долгом сидеть зимой на неразобранных летних верандах – примерно из тех же соображений, из каких зашла в открытую на ночь глядя кофейню: если уж люди не ленятся каждый день таскать туда-обратно столы и стулья, надо им наглядно показывать, что они не зря это делают. То есть за столами на стульях сидеть. Сабине невыносима тщетность любого масштаба, даже такая мизерная, не из каких-то идейных соображений, а потому что если смотреть глазами Сабины, тщетность выглядит хуже, чем просто отсутствие света. Как минус-свет.

И сейчас, сидя на влажном металлическом стуле за столом, озаренном сиянием окон кофейни и бледным лучом далекого фонаря, со сладкой молочной бурдой в картонном стакане, похожей на разогретое мороженое крем-брюле, Сабина довольна собой и горда, словно исполняет великую миссию; впрочем, она и правда ее исполняет: тщетность побеждена. А что на ничтожном участке реальности и всего на четверть часа, значения не имеет. Дела Сабины не делятся на «большие» и «малые». Они просто дела.

– Если вы пришли в человеческий мир, чтобы претерпеть тут неслыханные страдания, вы еще не у цели, но на верном пути, – произносит кто-то за спиной у Сабины. – Я имею в виду, кофе у вас довольно паршивый, но далеко не худший в городе. Захотите настоящих олдскульных мук, обращайтесь. Я вам все адреса скажу.

– Спасибо, но нет, – отвечает Сабина. – Я здесь совершенно точно не ради страданий. А кофе нормальный, кстати. При условии, что в принципе любишь латте.

И наконец оборачивается, заранее понимая, что там увидит. Но все равно обмирает от немыслимой красоты сидящего на низком подоконнике человека. Или человекообразного существа, этого Сабина еще не знает, обрабатывать информацию она будет потом. А пока просто смотрит, потому что для нее это выглядит так, словно с неба спустилось северное сияние. То есть, на самом деле, довольно похоже, если смотреть Сабиниными глазами. Сабина очень удивлена: надо же, как оно близко. И говорит со мной человеческим голосом. И никакие силы не встают между нами, не ограждают нас друг от друга, не препятствуют разговору. До сих пор ничего подобного не случалось. Ну и дела.

– Я вас уже много раз в городе видел, – говорит ей северное сияние и приветливо улыбается вполне человеческой физиономией. – У меня слабость к хорошим девчонкам, люблю к таким приставать. А познакомиться не удавалось: то вы так шустро за угол сворачиваете, что даже мысли о вас из головы вылетают, то меня самого какой-нибудь ветер подхватывает и уносит, что в моем нынешнем положении совершенно нормально, но не каждый же раз! Но я упертый. Если уж вбил себе в голову, что мне надо, непременно свое получу.

А ведь оно родилось человеком, – думает Сабина, кое-как разобравшись с тем, что увидела. – Из человека стало – вот это. Так, значит, теперь бывает. Вот такая здесь нынче жизнь.

– Смотрю на вас и не могу понять, – говорит ей сияние-человек, – вы вообще что такое? Всемогущее существо из неизвестной нашей науке Вселенной, или заблудившаяся девчонка-контрабандистка с Этой Стороны, которую надо срочно доставить домой? Выглядите, как то и другое сразу. Возмутительная двойственность, почти вызывающая неопределенность. Но вам, безусловно, идет.

– Хотите, поделюсь с вами кофе? – спрашивает Сабина. – Глоток ужасного латте в обмен на ужасный же комплимент. Соглашайтесь! Как любая честная сделка, это будет красивый жест.

Человек поднимается с подоконника и сияет так ослепительно, что Сабине на мгновение кажется, она сейчас в этом пламени к чертям сгорит.

Но она не сгорает, даже жарко ей не становится, когда сияющий человек опускается перед нею на корточки, внимательно заглядывает в лицо снизу вверх, наконец берет из ее рук картонный стакан, отпивает глоток остывшего сладкого латте, а потом кладет голову ей на колени, как большая собака. И как собаку прогнать его невозможно, да и не хочется, пусть хоть вечность так просидит.

– Я не знаю, кто вы, откуда, зачем и как называетесь, – наконец говорит он. – И не представляю, что вы контрабандой за пазухой сюда пронесли. Но почему-то сейчас совершенно уверен, что я ваш вечный должник.