Рошани Чокши - Серебряные змеи [litres]

Однажды утром Лайла обнаружила, что кукла исчезла. Она бросилась в гостиную… но было уже поздно. Ее отец стоял у очага, наблюдая за тем, как алое пламя пожирает куклу, выжигая угольные глаза, и уничтожает темную косу, такую же, как Лайла обычно заплетала себе. В комнате пахло гарью. Все это время отец даже не смотрел на нее.

– Рано или поздно твоя кукла все равно бы развалилась, – сказал он, скрестив руки на груди. – Так зачем хранить всякий бесполезный хлам? Кроме того, ты уже слишком взрослая для игрушек.

С этими словами он вышел из комнаты, а она осталась стоять на коленях перед огнем. Лайла не отводила взгляда, пока кукла не превратилась в горстку пепла с обрывками золотой нити. Ее мать ошиблась. Они с куклой были созданы не для того, чтобы их любили, а для того, чтобы их сломали.

После этого случая Лайла перестала играть в куклы. Но, несмотря на все усилия отца, она не переставала повсюду носить с собой свою собственную смерть. Даже сейчас ей достаточно было лишь посмотреть на свою руку, где насмешливо переливалось гранатовое кольцо.

Лайла стояла в импровизированном ледяном морге: единственная живая девушка во всей комнате. Сегодня на ней было траурное черное платье. Рядом стоял маленький столик, на котором лежали ручка, пергамент и бриллиантовое колье, подаренное Северином. Ей казалось неправильным склоняться над этими девушками, не сняв такого экстравагантного украшения, даже если на самом деле оно являлось всего-навсего вычурным ошейником.

Мертвые девушки, снятые со стен грота, были разложены на девяти ледяных плитах. В тусклом свете Сотворенных фонарей они выглядели так, словно были сделаны из фарфора. Эти несчастные напоминали чересчур любимые игрушки, с которыми играли так много, что их жемчужно-белые сорочки покрылись пятнами, тонкие сорочки были изодраны в клочья, а короны, надетые на их головы, сбились набок и запутались в заледеневших пучках волос. Это ощущение проходило, стоило только посмотреть на их руки. Или, скорее, на их отсутствие.

Лайла с трудом подавила приступ тошноты.

Потребовалось собрать всех слуг Дома Даждьбог, Дома Ко́ры и Дома Никс, чтобы снять девушек с ледяных стен. Мастера Творения, привезенные из Иркутска, создали морг, а садовники Дома Ко́ры, специализирующиеся на ландшафтном искусстве, вырастили ледяные цветы, которые излучали тепло, но при этом не таяли. Кроме того, из Иркутска вызвали врача, священника и полицейского, чтобы провести последние обряды и опознать тела, но они должны были приехать только через несколько часов, и Лайла воспользовалась этой возможностью, чтобы остаться наедине с девушками. Остальные думали, что она хочет все задокументировать, но истинная причина текла по ее венам. Кровь Лайлы позволяла ей сделать то, что было недоступно для всех остальных: понять этих несчастных.

– Лайла – не мое настоящее имя, – прошептала она, обращаясь к мертвым девушкам. – Я назвалась так, когда ушла из дома. Уже много лет я никому не говорила своего настоящего имени, но так как я не уверена, что мы сможем узнать ваши… Надеюсь, эта тайна принесет вам покой.

Она обошла всех девушек, прошептав каждой из них свое настоящее имя… имя, которое дала ей мать.

Закончив, она повернулась к ближайшей девушке. Как и у всех остальных, у нее не было рук. На ее голове тускло поблескивала корона, и в некоторых местах к проволоке еще цеплялись заледеневшие лепестки. Лайла вытащила кусок ткани из корзины, стоявшей у ее ног. Ей было стыдно за то, что она собиралась сделать, и она старательно отводила от покойницы виноватый взгляд. Искаженные черты девушки напоминали ей юную Зофью: легкий намек на заостренный подбородок, тонкий нос, высокие скулы и почти эльфийские уши. Эта была слишком молодой, но могла бы стать настоящей красавицей, если бы ее жизнь не оборвалась так рано.

Лайла закрыла лицо девушки тканью, и ее глаза защипало от слез. А затем Лайла прочла ее.

Она начала с проволочной короны: холодный металл обжигал ей руку. Ее способности всегда были переменчивыми. Воспоминания – образы, звуки, эмоциональные впечатления – предмета задерживались на его поверхности в течение месяца, прежде чем исчезнуть. После этого оставались лишь призрачные впечатления от момента или эмоции. Лайла могла ощущать их текстуру: шероховатую корку паники, тягучий шелк любви, шипы зависти, непробиваемый лед горя. Но иногда – когда эмоция все еще была сильна – она будто проживала это воспоминание, чувствуя, как его тяжесть давит на ее плечи. Именно так произошло с четками Энрике: она словно стала свидетельницей давно прошедшего события.

Лайла нерешительно закрыла глаза и коснулась короны. В ее голове зазвучала пронзительная мелодия. Призрачная и необъятная, как песня сирены, которую слышит очарованный моряк за несколько секунд до своей смерти.

Лайла отдернула руку и открыла глаза. Проволока была взята из какого-то инструмента, вроде виолончели или арфы.

Затем пальцы Лайлы скользнули по ткани, скрывавшей изуродованное лицо девушки и странные символы, вырезанные на ее коже. От этой мысли у Лайлы сжалось сердце… тот, кто это сделал, не видел в них людей – лишь инструмент для своих целей, вроде бумаги или пергамента.

Она не хотела видеть, но это было необходимо.

Лайла дотронулась до бретельки изодранного платья. В тот же момент у нее во рту появился привкус крови. Мощь последних мгновений жизни девушки пронзила ее сознание, словно гроза…

– Пожалуйста! Пожалуйста, не надо! – кричала девочка. – Мой отец – Моше Горовиц – ростовщик. Он может заплатить любой выкуп, который вы попросите, клянусь вам, пожалуйста…

– Тише, моя дорогая, – сказал пожилой мужчина.

По коже Лайлы пробежали мурашки. Голос мужчины был добрым, как будто он успокаивал капризного ребенка. Но Лайла чувствовала холодное острие ножа, словно он был приставлен к ее собственному горлу. Она ощутила во рту фантомный вкус крови: тот же железный привкус, который, должно быть, чувствовала эта девушка. Должно быть, она поняла, что происходит, и слишком сильно прикусила свой язык.

– Дело не в деньгах. Речь идет о бессмертии… мы – сотворенные существа, превзошедшие своего создателя. Так почему бы нам не стать равными Ему? Твоя кровь ляжет в основу великой цели, и ты станешь божественным орудием.

– Почему именно я? – всхлипнула девочка. – Почему…

– Не плачь, мой цветок, – сказал мужчина. – Я выбрал тебя, потому что никто не станет тебя искать.

Лайла схватилась за горло, хватая ртом воздух.

На мгновение ей показалось как будто… она коснулась своей шеи и посмотрела на кончики пальцев, ожидая, что они будут покрыты кровью… но они были чистыми. Это было просто воспоминание из далекого прошлого, достаточно сильное, чтобы захватить всю ее личность. Лайла с трудом сдержала слезы. Если она заплачет, то уже не сможет остановиться.