Рошани Чокши - Серебряные змеи [litres]

– Откуда ты это знаешь? – спросил Гипнос.

Зофья заметила, что Ева с любопытством наклонилась вперед. Лайла сморгнула слезы и махнула рукой.

– Я нашла какие-то записи рядом с телами, – сказала она. Глаза Евы подозрительно сузились.

– Это невозможно…

Ее прервал Северин:

– Зачем им вырезать имя Горовица в колодце?

Никто не ответил, и он повторил еще раз:

– Почему колодец? Странное место для эпитафии. Должна же быть какая-то причина. Исследуйте его еще раз.

Энрике издал сдавленный звук.

– После того как нас чуть не уничтожили механизированные богини, ты хочешь, чтобы мы снова открыли эти двери?

– А кто сказал, что они откроются? – спросила Ева. – Все Тескаты, кроме одного, были заколочены.

Она была права. Кроме того, тот старик в Стамбуле мог полностью перекрыть им обратный путь.

– Я хочу, чтобы вы осмотрели и изучили их. Не надо через них проходить, – сказал Северин.

Зофья заметила, что, произнося эти слова, он смотрел только на нее. Она быстро отвела взгляд.

– Позвольте внести ясность: я больше не буду добровольно жертвовать кровью, чтобы открыть эти двери, – сказал Гипнос, скрестив руки на груди.

– Неужели я один думаю, что это ужасная идея? – спросил Энрике. – Убийца. Стрелы. Богини . Мы не будем открывать эту дверь.

– Стамбульский Тескат закрыт, – сказал Северин. – Я просто хочу знать, есть ли на той стороне какие-нибудь записи, как в замурованном колодце.

– Откуда ты знаешь, что он закрыт? – спросила Ева.

Северин похлопал по маленькому мнеможучку на лацкане пиджака.

– Потому что я за ним наблюдаю.

Энрике моргнул.

– Как ?

– Прежде чем дверь закрылась, я бросил жучок в портал, чтобы следить за происходящим. У этого старика в Стамбуле есть гигантская статуя, расположенная прямо у входа. Он не хочет, чтобы ты переходил границу, и я тоже этого не хочу, – объяснил он. – Зофья, Энрике… идите и осмотрите остальные двери…

– Я тоже пойду, – резко вставила Ева. – Я спасла им жизнь. Мне тоже есть что предложить. И, кроме того, вам все равно нужен представитель Дома Даждьбог.

Северин посмотрел на Энрике, а затем на Зофью. Ева говорила правду, и Зофья не стала ее поправлять.

– Она может пойти, – сказал Энрике.

Ева улыбнулась во все зубы и подняла подбородок в сторону Лейлы.

– Нужно собрать всю возможную информацию, прежде чем мы с Гипносом отправимся в пасть левиафана, – сказал Северин. – А я пока договорюсь обо всем с Русланом и матриархом.

Лейла поднялась со своего места и направилась к Зофье.

– Пожалуйста, будь осторожна, – сказала она. – Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось.

Посмотрев в лицо Лайле, Зофья почувствовала острую боль в груди. Что-то в ее выражении напоминало о Хеле. Сходство не было физическим. Их глаза были разных оттенков. Дымчато-серые у Хелы и темно-шоколадные у Лайлы. Цвет их кожи тоже различался. Хела была цвета мрамора, а Лайла – древесной коры после ливня. Возможно, дело было в том, как обе девушки влияли на окружающий мир. Они делали его безопасным.

– Я буду осторожна, – сказала Зофья.

Затем она повернулась и последовала за Энрике и Евой. Направляясь к ледяному гроту, Зофья смотрела, как свет играет на ледяном сводчатом потолке и хрустальной резьбе в виде прыгающих кроликов и лис под галереей. Ее родители всегда говорили ей быть светом, самый яркий свет, который она видела, всегда исходил от других. Некоторые люди сияли так ярко, что отгоняли тьму и страх. После того как они потеряли своих родителей, присутствие Хелы заглушило тени. В Париже Лайла и Тристан, Северин и Энрике – даже Гипнос – делали для нее то же самое. Но после смерти Тристана тени вернулись, и когда они втроем прошли под темной аркой, Зофья испугалась, что если она потеряет Лайлу и Хелу, то никогда не сможет найти выход из темноты.

В АТРИУМЕЗофья заметила, как опустел ледяной зверинец. Теперь неподвижные хрустальные фигуры медведей и лебедей, изящных леопардов и огромных ястребов были разбросаны по разным комнатам и залам Спящего Чертога. Зофье не хотелось смотреть даже на неподвижные статуи, но у нее не было выбора. Энрике забыл свой блокнот в библиотеке и заставил девушек пообещать, что они дождутся его возвращения.

– И не говори просто «обещаю», Зофья.

Зофья скрестила руки на груди.

– Они ищут новое применение для ледяных животных, – объяснила Ева. – Статуи не смогут атаковать, если их Сотворенный механизм изменится.

Зофья наблюдала, как один из мастеров вытащил ледяного оленя со сломанной передней ногой. Другой вытащил незажженный факел и поднес к нему спичку. Она знала, что перед ней находится ледяной олень, но по какой-то причине видела только замученных девушек на ледяных плитах, Хелу, сотрясающуюся от кашля, несмотря на все лекарства, и гранатовое кольцо Лайлы, внутри которого шел обратный отсчет. Все это слилось в какой-то безымянный страх, который заставил ее крикнуть:

– Стой!

Мастер посмотрел на нее, а затем на Еву.

– Не уничтожайте его.

– Это сломанный механизм, мисс, – сказал мастер.

– Я знаю, но…

Но вряд ли механизм виноват в том, что не может функционировать как положено. Что какая-то маленькая деталь делала его непригодным в глазах окружающего мира. Что с ним случились вещи, которые он не мог контролировать. Он не заслуживал того, чтобы его уничтожили.

Ева встала перед ней.

– Тогда пусть его отнесут куда-нибудь в тюремную камеру. Туда, где он никому не помешает.

Мастер бросил на нее недоверчивый взгляд, но Ева прищурила глаза.

– Делай как я сказала.

Мастер кивнул и потащил оленя в другое место. Пульс Зофьи медленно восстановился, возвращаясь к привычному ритму.

– Спасибо, – сказала она.

Ева резко кивнула, и ее рука потянулась к серебряному кулону на шее. На лице рыжеволосой промелькнула нерешительность: сдвинутые брови, бегающие зрачки. Наконец она посмотрела на Зофью и широко улыбнулась.

– Мы ведь не очень хорошо знаем друг друга, правда? – Ева покачала головой и не стала дожидаться ответа Зофьи. – Например, тебе нравится балет?

– Не знаю, – ответила Зофья. – Я никогда его не видела.

– Может, оно и к лучшему, – сказала Ева, убирая за ухо рыжую прядь. – Я перестала ходить на балет много лет назад. Какой смысл мечтать о несбыточном?

– Ты хотела быть балериной?

Губы Евы растянулись в тонкую нить.

– Когда-то.

Для Зофьи Ева и так выглядела как балерина. Она была высокой и стройной, и хотя ее походка была немного прихрамывающей, она не делала девушку менее грациозной.

– Мне очень жаль, – сказала Зофья.

У нее не было причин для этих слов. Она ни в чем не провинилась, но именно так сказала бы Лайла.