Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Так развеселился от этих мыслей, что даже сломанный аппарат в кофейне не испортил ему настроения. Но и планов не изменил. Мало ли что тут у вас поломалось, это ваши проблемы, а я свой кофе все равно получу. Знал, что за полчаса до закрытия бариста иногда сами отключают кофемашину, чтобы уйти пораньше, и врут посетителям, будто она неисправна, но девчонки вроде огорчились вполне всерьез. Предложил: «А давайте я посмотрю», – и, не дожидаясь ответа, нырнул под стойку. Хозяйским жестом похлопал блестящий бок, сказал: «Сейчас все будет нормально». На самом деле в профессиональных кофейных машинах Эдо понимал чуть меньше, чем ни хрена, но техника его всегда любила и буквально от прикосновения чинилась сама. Теперь-то понятно, почему так: дома рядовые поломки бытовой техники устраняются почти неосознанным усилием воли. Об этом никто специально не думает, тем более, даже в голову не приходит вслух обсуждать настолько очевидные вещи, просто все еще в детстве как-то незаметно, повторяя за взрослыми, приучаются строго и ласково смотреть на забарахливший прибор: ты чего это? Надо работать! Ты здесь для того, чтобы пользу нам приносить.

Удивительно, кстати, что этот навык продолжает работать на Другой Стороне, где совсем иного рода материя, гораздо тяжелей и плотней. По уму, одного усилия воли здесь никак не может оказаться достаточно, но у Эдо приборы всегда оживали как миленькие. И до сих пор продолжают оживать, принося ему славу супергероя, побеждающего энтропию. Вот и сейчас – подергал наугад какие-то рычажки, с умным видом ткнул на кнопку перезагрузки, и машина деловито зафыркала, а девчонки-бариста торжествующе завопили: «Ура!»

Был окрылен этой мелкой победой настолько, что честно заработанный кофе подействовал на него, как шампанское. В таком настроении вообще все действует, как шампанское, что ни проглоти.

Сидел снаружи, прямо на подоконнике, потому что уличные столы уже начали убирать. Но на широком низком подоконнике было даже удобней, чем на шатком металлическом стуле, так что не беда. Пил опьяняющий кофе, вдыхал ледяной опьяняющий воздух, курил совсем уж сшибающий с ног табак. Был доволен собой, весел, сердит, восхищен, растерян и беспредельно бездомен – ключ от съемной квартиры в кармане в этом смысле ничего не менял. Чувствовал себя так, словно только что в этот город приехал, где-то бросил рюкзак с вещами и сразу пошел гулять. Изумительное ощущение. Этого ему в новой двойной полупризрачной жизни больше всего не хватало – дурацких счастливых поездок неизвестно куда, не ради какой-то цели, а ради самой дороги и неизменно сопутствующей ей блаженной растерянности беспечного небожителя, внезапно свалившегося на землю: ой, а что это тут такое замечательное у вас?

– Надо же, какой вы везучий, – произнес у него над ухом знакомый голос.

Эдо сначала почти сердито подумал: «Галлюцинаций я пока не заказывал», – и только потом понял, что источник голоса, малоизученное, зато регулярно выдаваемое ему в ощущениях локальное мистическое явление по прозвищу Иоганн-Георг сидит рядом на подоконнике. Совершенно как настоящий, если не знать по опыту, не догадаешься, что это просто популярный многосерийный виленский бред. И одет, разнообразия ради, нормально. И тоже с картонным стаканом. То ли правда пьет кофе, то ли ловко маскируется под рядового посетителя кофейни, поди разбери.

Ответил ему:

– Везучий, факт. Сам удивляюсь. Я как раз сидел, думал, как было бы круто сейчас зайти к Тони на какой-нибудь полуночный суп, и сокрушался, что сам не умею…

– Что, кстати, странно, – перебило его чудесное видение. – По идее, давно должны бы уметь. Вы же там что-то ели и пили, причем много раз. Это должно сработать как клубная карта. В смысле, открыть перед вами двери. Со всеми Тониными завсегдатаями, которые к нему наяву приходят, было именно так.

– Мне говорили, – кивнул Эдо. – Но у меня пока не получается, хоть убейся. Может, еще слишком мало там съел?

– Да ладно вам – мало. Не прибедняйтесь. У Тони никто мало не ест. Это все ваш скептический ум и железная воля. Страшное сочетание в хороших руках! Вбили же небось себе в голову, что то ли нас не бывает, то ли ладно, бываем, но по какой-то зловещей тайной причине не желаем вас принимать; короче, не знаю, какая у вас концепция, вам видней. Но на вашем месте я бы ее сменил. Просто потому, что реальность, в которой мы с вами в равной степени есть и ходим друг к другу в гости, гораздо веселее, чем та, где у нас вечно не складывается. Вас же это, по идее, должно ужасно бесить!

– Бесит, – согласился Эдо. – Но не ужасно. Так, в меру. Может, в этом как раз проблема? Что мне надо, но не позарез? Иногда девчонки приводят к Тони в кафе за руку, и мне вполне хватает для счастья. На самом деле, правда хватает. Потому что в жизни в последнее время и так слишком много невероятного происходит. Оно уже не помещается в меня.

– Это я хорошо понимаю. Но тут помогает жадность. Возвышенное, благородное чувство, надо его в себе развивать. В меня моя жизнь, думаете, помещается? Да меня еще двадцать лет назад на куски разорвало! И каждый день продолжает заново разрывать. Но я все равно норовлю побольше захапать. Берите с меня пример!

«Вам хорошо говорить, вы мистическое явление, – подумал Эдо. – А меня же, если что, по-настоящему разорвет».

Но вслух сказал:

– Вот как раз сегодня я захотел, как вы говорите, захапать побольше. Решил, выпью для храбрости, пойду в тот двор и буду лбом об эту дурацкую дверь колотиться, пока не откроют. И вдруг – оп-па! – и лоб уже можно не расшибать, потому что рядом сидит проводник. Я правда нереально везучий. С вами-то, ясное дело, куда угодно можно пройти.

Проводник расхохотался так, что кофе расплескал.

– Вы меня в такой интересный момент встретили, что к Тони я сейчас сам хрен попаду, – сквозь смех сказал он. – Но это тоже можно считать везением. Просто своеобразным. Как, по-моему, вообще все у вас.

Эдо опешил. Он что, издевается? Это теперь у него такой новый прикол?

– Правда, правда, – заверил его Иоганн-Георг. – У меня сейчас, можно сказать, нервный припадок. Тяжелое обострение человечности. Или человекообразности? Короче, хронического антропогенеза. Я был плохой гоминидой. Допрыгался. Эволюционировал куда-то не туда… Извините, я сам понимаю, что слишком много и совсем не смешно шучу. Просто уже по самое не могу намолчался, и теперь меня несет.

– Да нормально вы шутите, – великодушно сказал Эдо. – Особенно «я был плохой гоминидой» – эту формулу раскаяния надо перевести на латынь и выучить наизусть, в католической стране пригодится. Просто все это… ну, как-то дико звучит. Что вы к Тони зайти не сможете из-за обострения человечности. Ну какой из вас человек?