Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Эдо Ланг подошел к ним, размахивая ярко-зелеными билетами, блестящими, как фантики от конфет. Сунул билеты ему в карман, обнял их с Нинкой, сразу обоих, как будто они были детьми. И сказал таким обыденным тоном, словно собирался обсудить, к примеру, где покупать зимние башмаки:

– Когда я только вернулся домой, мог проводить здесь максимум четыре часа, потом руки начинали насквозь просвечивать. Мне говорили, так со всеми, кто пришел с Другой Стороны, обычно бывает. Примерно плюс-минус час. Так что смотрите, минимум три часа у вас гарантированно есть. Может быть, больше. Ты за пани Яниной присматривай. Имейте в виду, что обычно процесс начинается с рук. Если ее ладошки станут прозрачными, не паникуй, все нормально, у вас еще куча времени, чтобы уйти домой. По идее, ты сам ее легко сможешь вывести. Кто один на Другую Сторону часто ходит, нормально пройдет и вдвоем. Да ты сам все это знаешь лучше меня…

Эдгар отрицательно помотал головой.

– Откуда? Я такими вещами сроду не занимался. Людей не водил, только товар носил.

– Ну, неважно, – нетерпеливо отмахнулся тот. – Главное, что сам проходить умеешь. Значит, и ее проведешь. Но если вдруг возникнут проблемы, вот тебе телефон Юстаса из Граничной полиции. Уж этот кого хочешь выведет, а потом догонит и выведет еще раз. Да ты не кривись. Ничего он тебе не сделает. Ты не нарушил Первое Правило. Не притащил ее сюда силой…

– Силой? – изумленно переспросила Янина. И рассмеялась: – Еще чего! Я сама захотела. Первая побежала в трамвай!

– Вот именно, – согласился Эдо. – На Другой Стороне внезапно появился трамвай, и вы в него сами запрыгнули. А мы с Эдгаром бросились следом вас выручать. Двери закрылись, и мы все вместе уехали. И оказались здесь. Такова официальная версия, она же – практически чистая правда. А я – свидетель. Возможно, еще и невольный виновник, но это неточно. Короче, если что, валите все на меня.

– Ладно, – кивнул Эдгар, – если что, будем валить. Спасибо. В жизни полиции не боялся, но как подумаю, что за нарушение этого хренова Первого Правила по закону полагается ссылка за пределы граничного города – и как я к Нинке буду ходить?.. Нет, слушай, это не дело. Что-то я сегодня всего на свете боюсь.

– Ничего, – сказал Эдо Ланг, – так всегда бывает, когда появляется, что терять. А потом привыкаешь и… да все равно боишься, конечно. Но живешь и действуешь так, словно не боишься уже ни черта.

– А почему ты сказал, что ты виновник? – вспомнил Эдгар. – Ты что, умеешь приманивать этот трамвай? И специально для нас его вызывал? Чтобы я Нинке Эту Сторону показал?

Тот пожал плечами:

– Пока не знаю. Может, вызвал, а может, он сам приехал. Может умею, а может, нет. Может, просто пани Янина такая везучая. Ну или ты научился достаточно сильно хотеть. А может, все сразу, все втроем постарались. Скорее всего, так и есть. Хорошо погуляли, хорошо поболтали, выпили грога и на радостях перевернули мир. Были бы музыкантами, сказал бы, что круто мы втроем сегодня сыграли. Отличный у нас получился джем. Если вы оба не против, я выйду на следующей остановке. А вы гуляйте. Хорошего вечера вам.

Отпустил их и пошел к выходу. Эдгар только сейчас осознал, какая у профессора железная хватка. Чего доброго, на плече теперь будет синяк.

Сказал ему вслед:

– Спасибо. Я… даже не знаю, до какой степени я теперь твой вечный должник.

– Есть такое дело, – кивнул тот. – Ты – мой, а я – твой. То есть ваш с пани Яниной общий, один на двоих. Думаешь, я каждый день влипаю в такие истории? Да хрен мне с маслом! В лучшем случае, пару раз в год.

Рассмеялся и выскочил на остановке «Улица Лисьих Лап». И уже снаружи помахал им рукой на прощание. Эдгар машинально взмахнул в ответ и сказал Янине:

– У восьмерки конечная – Белая улица. Интересно совпало. Я как раз на Белой улице купил дом. Не знаю, что на меня нашло. Мне одному такой большой дом не нужен. И маленький тоже не нужен, вообще никакой. Я же почти все время у тебя провожу, сюда только спать возвращаюсь. А я взял и купил. Все, что заработал, на этот дом угрохал, и еще, при самом удачном раскладе, примерно полгода буду остаток платить. Очень уж район дорогой, лучший в городе: самый центр и при этом малоэтажный квартал. Парой трамвайных остановок подальше уже было бы вдвое дешевле; по уму, дурака я свалял. Совершенно идиотский поступок, но я о нем не жалел ни минуты. Это, знаешь, как принести жертву: все отдать, не торгуясь и без гарантий, а потом ждать и верить, что это не зря. Был уверен… ай, нет, ни в чем я не был уверен, а только надеялся, втайне мечтал, что если куплю этот дурацкий, самый прекрасный в мире огромный домище, однажды смогу привести туда тебя.

И Нинка, которая знала его как облупленного, успела изучить за столько-то лет, насмешливо спросила:

– И ты еще боялся, что я исчезну? Из реальности, где у нас с тобой здоровенный дом в центре города?! Дура я, что ли, совсем?

После репетиции Симон сказал ей тихонько, когда никто их не слышал: «Офигеть, ты сегодня играла почти как дома». Ясно, что хотел ее приободрить – типа, видишь, как все хорошо, ты уже снова в форме, быстро освоилась, и уж теперь-то дело пойдет, только держись. Но Цвету его комплимент подкосил.

«Почти как дома! Почти как дома! – мысленно повторяла она. – Это значит, я тут стала играть не лучше, а хуже! А теперь кое-как подтянулась до прежнего уровня. Но я же не за этим сюда пришла! И весь этот ужас лютый почти целый месяц терпела не для того, чтобы всего лишь «как дома» играть!

Никогда не была особо чувствительна ни к критике, ни к похвалам – подумаешь, мало ли кто чего говорит, меня это не касается, может, человек не с той ноги нынче встал, или, наоборот, у него хорошее настроение, а я со своей трубой случайно попалась навстречу, вот и все».

Однако Симон сказал правду, которую Цвета и без него знала, но старательно от нее отмахивалась, надеялась, что просто себя накручивает, а на самом деле все совершенно не так. Но теперь, когда Симон ее похвалил, не получится отвертеться, придется знать: я здесь испортилась, сдулась, стала играть кое-как, вполсилы, и не потому что ленюсь, а потому что иначе не получается, только эти «полсилы» у меня тут и есть. Ай, да на самом деле гораздо меньше, какие «полсилы», в лучшем случае, треть, или четверть, одна десятая силы, или даже вообще ничего.

Пришла на Другую Сторону за каким-то невообразимым, невиданным вдохновением и была совершенно уверена: достаточно просто попасть в это жуткое место, не сбежать сразу, а остаться пожить, подышать здешним тяжелым воздухом, попить невкусной, слишком жесткой воды, побродить в серых сумерках среди грязных, исписанных беспомощной бранью стен, проваляться сотню часов без сна в неуютной выстуженной квартире, чтобы его обрести. Думала: я тут быстро стану даже круче Симона, оседлаю эту свинцовую тьму, пусть несет меня к новому страшному небу. А вышло, что вышло. То есть ровно наоборот.