Андрей Столяров - Боги осенью [Авторский сборник]

В горле у него была нервная сухость, а на пальцах, сжимающих руль, проступили от напряжения пятна.

— Его нигде нет, — сказала девочка Муся. — Мы с ним договаривались, что встретимся, а он не явился. Ничего я не видела, я в это время была на поляне, но я слышала крик, который раздался…

— Какой крик? — вильнув баранкой, спросил Сергей.

— Ну, не крик, а, знаете, такой внутренний голос. Если громко — про себя — закричать, то — доносится…

— И ты думаешь, что это кричал Дрюня?

— Я его сразу узнала. У меня в голове загудело: Андрон кричит! Смотрю — угли в костре будто шевелятся. Я, Сергей Николаевич, чуть не потеряла сознание. Голова — пустая, как бочка, сердце — колотится…

— Дальше, дальше!.. — нетерпеливо поинтересовался Сергей.

— А дальше уже — ничего. Холод какой‑то могильный, точно замерзла… Ну, опомнилась — сразу же побежала к вам…

— Альдина? — спросил Сергей.

— По‑видимому…

— И куда она его потащила?

— Не знаю…

Они помолчали. Латаный-перелатаный москвичок трясся на выбоинах. Скорость была небольшая, однако машина поскрипывала суставами. Сергей это чувствовал. Проще было дойти до «Детского мира» пешком, но ему почему‑то казалось, что на колесах будет надежнее. Мало ли что, все‑таки какая-никакая защита. Он мельком глянул на девочку Мусю, подавшуюся вперед, — светло-серые выпуклые глаза были прикрыты, а лицо как будто светилось в полумраке кабины. Сергею это не нравилось, и он снова, не поворачивая головы, спросил:

— Где тебя высадить? Я тебя оставлю возле торгового центра. Только, Муся, пожалуйста, — сразу домой. Не хватало еще за тебя волноваться.

Он так решил.

Однако девочка Муся, не шелохнувшись, ответила: «Я иду с вами», — и с такой непреклонностью, что Сергей махнул на это дело рукой. Некогда было разбираться еще и с девочкой Мусей. Он лишь сурово предупредил:

— Ладно, только не вылезай из машины. Я пойду — ты запрись и, главное, никуда не высовывайся. Стекла тоже не трогай, пусть будут подняты.

— Договорились.

— Отлично.

Если честно, то было даже спокойнее, что он не один. Солнце село, багровые тусклые тени померкли, темнота надвигалась на город, и очень хотелось чувствовать рядом живое дыхание.

Пусть хотя бы испуганной девочки Муси.

— Ладно, — сказал Сергей.

Они проскочили площадь, где не было под фонарями ни одного человека, миновав плоский куб торгового центра, свернули наискосок и, подняв тучу пыли, затормозили напротив яркой витрины «Детского мира». Горели люминисцентные лампы, и свирепые монстры, отгороженные стеклом, глядели на них с равнодушной жестокостью.

Сергей взбежал по ступенькам.

Однако двери магазина были закрыты: обхватив дужки петель, висел огромный замок, и пересекала стекло серебряная змейка сигнализации. Внутри никого не было.

— Дьявольщина! — сказал Сергей.

На мгновение он задумался: а может быть, все‑таки обратиться в милицию? Ну — охрана правопорядка, должны как‑то помочь. Но он тут же представил себе крепенькую физиономию Пекки — как тот выслушает его и скривит мякоть губ: «Напишите нам заявление, товарищ Алкимов…» — а на требование Сергея немедленно отправиться в «Детский мир» объяснит, что у милиции существуют свои методы розыска, заявление будет рассмотрено, ребенка, конечно, найдут, и не надо, товарищ Алкимов, указывать, что нам делать. И сквозь вежливость ужалит намек: опять водки дернул, панику тут устраиваешь.

Милиция отпадала.

Он уже как помешанный начал оглядываться, чтобы поднять соответствующий булыган и с размаху пробить им нарядную светящуюся витрину, но стекло бокового окошечка в москвиче опустилось, и просунувшаяся оттуда девочка Муся крикнула:

— К черному ходу!..

Совет был толковый. Сергей тут же припомнил, что Котангенс во сне действительно заходил куда‑то туда — в три секунды очутился опять в машине и сказал, хлопнув дверцей и выжимая сцепление:

— Молодец, Муся, правильно. Но ты все‑таки из москвича не высовывайся.

— Я боюсь за вас, Сергей Николаевич…

— Бойся, а из машины не вылезай!

— Мне, Сергей Николаевич, страшно, что она вас как‑нибудь — подкараулит…

— Ничего-ничего, мы тоже — не дураки!..

Торопясь, он взял с места с ненужной поспешностью: в москвиче что‑то гукнуло, и он простуженно захрипел. На секунду Сергей испугался — не произошла бы поломка, но мотор лишь чихнул, а потом загудел, выправляясь. Вероятно, ничего серьезного не случилось. Мимоходом Сергей подумал, что он устроит ему внеочередное мытье: смажет, вычистит, поменяет прокладки — каждый винтик подтянет, чтоб больше там ничего не гукало. Дрюню к этому привлечет. Если все, разумеется, завершится благополучно.

Впрочем, думать о профилактике сейчас было не время. Фары жутко выхватывали чернеющие парадные из темноты. Почему‑то свет во многих из них отсутствовал. И отсутствовал свет в переулке, куда они завернули. К счастью, ехать здесь было всего метров сто, но Сергей тем не менее успел поинтересоваться у девочки:

— Слушай, Муся, а ты с самой Альдиной когда-нибудь дело имела? Что она собой представляет, как с ней вообще обходиться?

Он надеялся, что Муся ему хоть что‑то подскажет.

Но спокойная девочка Муся лишь удрученно вздохнула и чуть-чуть, как в ознобе, передернула худыми плечами.

— Я ее даже никогда не видела, — сказала она. — Я ее только чувствую — знаю, что она чего‑то боится, чем‑то вы ее очень серьезно обеспокоили. И теперь она вас и ненавидит, и опасается одновременно.

— Любопытно, — заметил Сергей. — А чего именно она опасается?

— Я не знаю…

Муся снова поежилась и, откинувшись на сиденье, полуприкрыла ладонью лицо. Она точно высматривала в ночи что‑то неразличимое. Сергей вывернул руль, и москвич вполз под арку, откуда начинались задворки. Свет успел очертить — бетонные стены, помойку и ящики, вздымающиеся штабелями. Проступили решетки, скрывающие первый этаж.

А затем фары погасли, и Сергей тут же затормозил.

Ему вдруг показалось, что на ветровое стекло набросили покрывало. Мрак заполнил кабину, девочка Муся вскрикнула. Разбираться, что там случилось с проводкой, было сейчас не с руки: Сергей будто катапультированный вылетел из машины — дверца хлопнула, шаркнула под ногой деревяшка, — и он замер, выставив перед собой лезвие топора.

Сердце у него так и подпрыгнуло. Двор был страшный, обширный, заваленный тарой и мусором. Звездный свет проникал в него как в колодец: едва серебрился бетон. А меж выступами и неровностями копились могильные тени. И действительно, одна из этих теней ворохнулась, и вдруг стали угадываться ее пальчатые очертания.

— Пришел все‑таки, — сказала она женским капризным голосом. — Значит, все же решил посмотреть собственными глазами. Ну и как? Каково, так сказать, непосредственное впечатление?