Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

Когда все собрали свои вещи, Тай подошел в угол, где играл Тавви, и опустившись на колени, передал ему маленький поезд. В суматохе Эмма проскользнула вслед за ним. Похоже, он предложил поезд в обмен на наушники.

— Тай, — сказала Эмма, приседая рядом. Тавви был занят переворачиванием поездов вверх ногами. — Я должна отдать тебе кое-что.

— Отдать что? — Он казался озадаченным.

Она заколебалась, а затем извлекла конверт из кармана. — Это письмо, — сказала она. — От Ливви их другого измерения… в Туле. Мы рассказали ей о тебе, и она захотела написать кое-что для тебя, чтобы ты прочел. Я не читала его, — добавила она. — Это лишь для тебя.

Тай встал. Он был грациозен, словно невесомая птица, и выглядел таким же легким и хрупким. — Она не моя Ливви.

— Я знаю, — сказала Эмма. Она не могла отвести взгляд от его рук… костяшки его пальцев были покрытыми красными ссадинами. Ее Джулиан уже заметил бы это и перевернул бы землю и небеса ради того, чтобы узнать, что произошло. — И ты не обязан читать его. Но оно твое, и я думаю, что тебе все-таки стоит взять его. — Она помолчала. — В конце концов это письмо было довольно далеко. Она взглянула ему в лицо, но не смогла расшифровать его выражение.

Однако он взял письмо и положил его себе в куртку.

— Спасибо, — сказал он и отправился в другой конец комнаты, чтобы присоединиться к Киту в секцию «НИЖНЕМИРЦЫ: КОЛДУНЫ», где Кит боролся с несколькими тяжелыми книгами.

— Не стоит, — услышала она слова Кристины, и обернулась в удивлении. Она нигде не увидела Кристину, но это определенно был ее голос. Она оглянулась вокруг: Тавви был поглощен своим поездом, а все остальные сновали туда-сюда в спешке. — Киран. Я знаю, что ты беспокоишься за Адаона, но ты не проронил ни слова в течение всей встречи.

О боже, подумала Эмма. Она поняла, что голос Кристины доносился с другой стороны книжного шкафа, и что Кристина и Киран не знали, что она была там. Однако, если она попытается уйти, то они тотчас же узнают об этом.

— Это политика Сумеречных Охотников, — сказал Киран. Было что-то в его голосе, подумала Эмма. Что-то необычное. — Это не то, в чем я смыслю. Это не мой бой.

— Это твой бой, — ответила Кристина. Эмма редко слышала, чтобы она говорила с такой силой. — Ты борешься за то, что любишь. Мы все это делаем. — Она колебалась. — Твое сердце скрыто, но я знаю, что ты любишь Марка. Я знаю, что ты любишь Фейри. Так борись за это, Киран.

— Кристина… — начал Киран, но Кристина уже поспешила прочь. Она вышла из-за книжной полки и сразу же увидела Эмму. На ее лице промелькнуло удивление, а затем вина и она поспешно покинула комнату.

Киран последовал за ней, но остановился на полпути посреди комнаты и положил руки на стол, склонив голову. Эмма начала выходить из-за книжного шкафа, надеясь незаметно подкрасться к двери. Она должна была бы лучше знать, что не стоит и пытаться прокрасться мимо фейри, с сожалением поняла она.

Киран поднял взгляд с первым же стуком ее обуви по полированному деревянному полу. — Эмма?

— Я просто ухожу, — сказала она. — Не обращай на меня внимания.

— Но я желаю обратить на тебя свое внимание, — сказал он, выходя из-за стола. Он весь состоял из углов, бледности и тьмы. Эмма предположила, что может понять, что именно в нем так привлекло Кристину. — У меня была возможность, чтобы осознать, какую боль я тебе причинил, когда тебя избил Иарлат, — сказал он. — Я никогда не желал такого исхода, но все же сделал это. Я не могу этого изменить, но могу выразить свои искренние сожаления и поклясться, что выполню любое твое желание, о котором ты меня попросишь.

Эмма не ожидала этого. — Любое желание? Что-то вроде научиться танцевать хула?

— Является ли это пыткой у твоего народа? — Сказал Киран. — Если да, то я бы согласился на это ради тебя.

С сожалением Эмма отложила в сторону мысли о Киране в юбке из травы. — Ты сражался на нашей стороне при Неблагом Дворе, — сказала она. — Ты вернул с собой Марка и Кристину, а они значат для меня все. Ты доказал, что являешься настоящим другом, Киран. У тебя уже есть мое прощение, и тебе не нужно больше ничего делать, чтобы заслужить его.

Он даже покраснел, и румянец согрел его бледные щеки.

— Это совсем не то, что сказал бы фейри.

— Это то, что сказала я, — весело сказала Эмма.

Киран подошел к двери, затем остановился и повернулся к ней. — Я знал, как Кристина любит тебя, и теперь я понимаю, почему. Если бы ты родилась фейри, то была бы прекрасным рыцарем Двора. Ты одна из самых смелых людей, которых я когда-либо знал.

Эмма запнулась, собираясь сказать спасибо, но Киран уже ушел, словно тень, растаявшая в лесу. Она смотрела ему вслед, понимая, что она слышала ранее, как он произносил имя Кристины, как будто это было обожаемым мучением: она никогда раньше не слышала, чтобы он произносил так чье-то имя, кроме Марка.

* * *

— Ты не хочешь ни о чем со мной поговорить? — спросил Магнус, когда Джулиан собирался покинуть библиотеку.

Он думал, что Магнус спит… он откинулся на спинку дивана и лежал с закрытыми глазами. Под ними у него залегли глубокие тени, подобные тем, которые появлялись от бессонных ночей.

— Нет, — Джулиан весь напрягся. Он подумал о словах, вырезанных на его руке. Он знал, что, если он покажет их Магнусу, то колдун немедленно захочет снять с него заклинание, а Магнус был слишком слаб для этого. Попытка может убить его.

Он также знал, что его реакция на мысль о смерти Магнуса была неверной и неправильной. Он была притупленной и вялой. Он не хотел, чтобы Магнус умер, но он знал, что он должен чувствовать нечто большее, нежели просто желание, точно так же, как он должен был чувствовать нечто большее, нежели просто облегчение от воссоединения со своими братьями и сестрами.

И он знал, что он должен чувствовать нечто большее, когда смотрит на Эмму. Как будто вокруг нее было вырезано белое пространство небытия, и когда он входит в него, то все становится пустым. Об этом даже говорить было трудно. Все стало хуже, чем раньше, подумал он. Почему-то его эмоции были еще более подавлены, чем до того, как он побывал в Туле.

Он чувствовал отчаяние, но оно было столь тусклым и столь же отдаленным. Это заставило его желать схватиться за лезвие ножа, чтобы почувствовать хоть что-нибудь.

— А я полагаю, что хотел бы, — сказал Магнус. — Учитывая, что ты, вероятно, многого не чувствуешь. — Его кошачьи глаза блестели. — Я не должен был применять то заклинание на тебе. Я жалею об этом.

— Не стоит, — сказал Джулиан, и он не был уверен, что именно он имел в виду: не стоит говорить мне об этом или не стоит жалеть об этом. Его эмоции были слишком далеки от него, чтобы понять их. Он знал, что теперь он не желает продолжать разговор с Магнусом, а потому вышел в коридор, напряженно затаив дыхание.