Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

— Я хочу идти медленно, — прошептала она. — Я хочу чувствовать все.

Он схватил ее за бедра и перевернул их так, чтобы оказаться над ней. Он злобно усмехнулся, глядя на нее сверху вниз.

— Медленно, — сказал он.

Он начал с ее пальцев, целуя каждый; он целовал ладони ее рук и запястья, плечи и ключицы. Он провел дорожку поцелуев по ее животу, пока она не начала извиваться, задыхаться и угрожать ему, что только заставило его тихо рассмеяться и обратить свое внимание на еще более чувствительные места.

Когда мир в ее глазах несколько раз побелел, он поднялся над ней и убрал влажные волосы с ее лица. — Сейчас, — прошептал он и накрыл ее рот своим, соединяя их тела вместе.

Все шло так медленно, как он и говорил, как никогда раньше; не было никакого отчаяния, кроме их желания. Они лежали поперек кровати, растянувшиеся и голодные, тоскующие и трогательные. Она легонько, благоговейно погладила его лицо: изгиб губ, ресницы, трепещущие на скулах, и с каждым прикосновением и мгновением его дыхание становилось все более прерывистым, а хватка на простынях все крепче. Ее спина выгнулась навстречу ему, голова была полна искр: они поднимались и сливались вместе, пока все не превратилось в огонь. И когда они наконец загорелись, ни один из них не мог больше ждать, они были одним человеком. Они светились, как ангелы.

* * *

Из комнаты Марка он мог видеть луну, и это беспокоило его.

Столько ночей они провели верхом, и луна скакала вместе с ними, словно тоже охотилась за небом. Он слышал смех Кирана в своих ушах, даже сейчас, чистый смех, не тронутый печалью.

Он надеялся, что когда-нибудь Киран снова будет так смеяться.

Он мог только представить его сидящим в темноте, в почерневшем тронном зале короля Неблагих, мрачном и одиноком месте. Король разбитых сердец и разбитых душ, одинокий на своем гранитном троне, медленно стареющий на протяжении веков мира.

Это было больше, чем он мог выдержать. Он был безмерно благодарен, когда Кристина проскользнула в его комнату и забралась к нему на кровать. На ней была белая пижама, волосы распущенные и темные. Она свернулась калачиком рядом с ним, прижавшись лицом к его шее. Ее щеки были мокрыми от слез.

— Неужели так все и закончится? Мы втроем, все несчастные? — сказал он.

Она положила руку ему на сердце. — Я люблю тебя, Марк, — сказала она, ее голос нежный. — Мне неприятно думать, что твое сердце разрывается так же, как и мое.

— Я счастливее, когда ты здесь, — сказал он, накрывая ее руку своей. — И все же…

— И все же, — сказала она. — У меня есть идея, Марк. Возможно, сумасшедшая. Но это может сработать. Это может означать, что мы сможем увидеть его снова. — Ее темные глаза смотрели прямо. — Мне понадобится твоя помощь.

Он притянул ее к себе и поцеловал; она мягко прижалась к нему, ее тело изогнулось в его объятиях. Она была густой и сладкой, как мед, шелковистой, как клумба полевых цветов. Она была единственной женщиной, которую он когда-либо любил.

Он смахнул слезы с ее щек и прошептал: — Моя рука, мое сердце, мой клинок — твои. Скажи мне, что я должен сделать.

* * *

Эмма лежала, положив голову на грудь Джулиана, чувствуя, как ее сердце медленно возвращается к нормальному ритму. Каким-то образом большая часть одеял соскользнула с кровати и оказалась на полу; они были наполовину завернуты в простыни, свободная рука Джулиана лениво играла с ее волосами.

— Так что, я думаю, ты чувствуешь себя довольно хорошо, — сказала она.

Он сонно моргнул, глядя на нее. — С чего бы это?

Она рассмеялась, ее дыхание шевелило мягкие темные завитки его волос. — Если ты не знаешь, я тебе не скажу. — Он улыбнулся.

— Как ты себя чувствуешь?

Она сложила руки на его груди, глядя на него снизу вверх. — Счастливой. Такая счастливая, но в то же время такая, какой я не заслуживаю быть.

Его рука замерла в ее волосах. — А почему бы и нет? Ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо из моих знакомых.

— Если бы не ты, я бы сделала ужасную вещь, — сказала Эмма. — Я бы разорвала все парабатайские узы. Это вызвало бы столько разрушений.

— Ты была полусумасшедшая от проклятия, — сказал Джулиан. — Ты плохо соображала.

— До сих пор. Я позволила королеве манипулировать собой. Хотя я знала, что она заботится только о себе. Я знала это и позволила ей проникнуть в мою голову. У меня должна была быть вера.

— Но ты это сделала, — сказал он. — Вера-это не то, чтобы никогда не иметь никаких сомнений; это то, что нам нужно, чтобы преодолеть их. — Он легонько погладил ее по щеке. — У всех нас есть вещи, о которых мы сожалеем. Я сожалею, что попросил Магнуса сделать это заклинание. Я сожалею, что мы не смогли помочь Эшу. Он был всего лишь ребенком.

— Я знаю, — сказала она. — Я ненавижу, что мы оставили его. Но если он будет здесь — кто-то всегда будет его искать. Все, что потребуется, это несколько заклинаний из Черного Тома, чтобы сделать его настолько могущественным, что все захотят его использовать.

— Хорошо, что не осталось Черных томов, — сказал Джулиан. — Какое-то время это было похоже на игру в крота. Наверное, я этому способствовал. — Он криво улыбнулся. — О, и я сожалею, что убил Дейна Ларкспира.

— Он собирался убить нас, — сказала Эмма. — Ты сделал то, что должен был сделать.

— А вот и девушка-убийца, которую я знаю и люблю, — сказал Джулиан. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь загладить вину перед Дейном. Но я верю, что ты поможешь мне разобраться в этом.

— Я верю, что ты заслуживаешь счастья, — сказала Эмма. — Ты самый храбрый и любящий человек из всех, кого я знаю.

— И я верю, что ты заслуживаешь счастья, — сказал Джулиан. — Так как насчет того, чтобы я поверил тебе, а ты поверила мне? Мы можем верить друг для друга.

Эмма посмотрела в окно. Она заметила первые проблески солнечного света на небе. Начиналось утро.

Она посмотрела на Джулиана. Заря коснулась краев его волос и ресниц золотом. — Тебе обязательно возвращаться в свою комнату? — прошептала она.

Он улыбнулся ей сверху вниз. — Нет, — сказал он. — Теперь нам не нужно лгать или притворяться. Нам больше не придется лгать или притворяться.

* * *

Это был первый раз, когда Эмма была в зале Совета после смерти Ливви. Это была не единственная причина, по которой она отчаянно хотела, чтобы встреча была закончена, но она была, конечно, ее частью. Кровь можно было стереть с помоста, но она всегда будет видеть ее там. Она знала, что то же самое происходит и с Джулианом; он напрягся рядом с ней, когда они вошли в дверь вместе с остальными Блэкторнами. Вся семья молчала, даже Тавви.

Зал был заполнен до отказа. Эмма никогда не видела его таким полным: Сумеречные охотники были разбиты вместе на рядах сидений, и проходы были заполнены теми, кто стоял; некоторые выступали из отдаленных институтов, их полупрозрачные мерцающие формы светились вдоль задней стены. Эмма узнала среди них Изабель и Саймона и помахала им рукой.