Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

Она вспомнила колючки, пронзавшие ее, и вздрогнула.

Этна неприятно рассмеялась.

— Содрогайся, сколько пожелаешь, — сказала она. — Здесь ты не найдешь ни спасения, ни пощады. Она сняла с пояса Эммы оружие и заставила снять с шеи золотой медальон, который дал ей инквизитор. Эмма бросила на Джулиана испуганный взгляд — теперь ничто не поможет им замедлить течение времени в Стране Фейри.

Эмму грубо затолкали в камеру через щель в виноградных лозах. К ее облегчению, Джулиан последовал за ней мгновением позже. Она боялась, что они будут разделены и что она сойдет с ума от одиночества. Его также лишили всего оружия. Он повернулся, чтобы взглянуть на Всадников, в этот же момент Этна постучала концом своего меча по клетке: лозы, которые разошлись, быстро скрутились, принимая прежнее положение, не оставив возможности выбраться.

Этна улыбнулась. Триумф на ее лице сковал холодом желудок Эммы.

— Маленькие Сумеречные Охотники, — проговорила она. — Чем же ваша хваленая ангельская кровь поможет вам сейчас?

— Пойдем, сестра, — сказал Эохайд, хотя и на его лице красовалась снисходительная улыбка. — Король ждет.

Этна сплюнула на землю, прежде чем повернуться и последовать за братом. Шаги Всадников стихли, и вокруг них сомкнулись тьма и тишина — холодная, давящая тишина. Лишь немного тусклого света исходило от дымчатых факелов высоко на стенах.

Сила покинула Эмму, словно вода, льющаяся из сломанной плотины. Она опустилась на пол в центре клетки, подальше от шипов.

— Джулиан, — прошептала она. — Что мы будем делать?

Он упал на колени. Эмма могла видеть, что на его коже проступили мурашки. Кровавая повязка вокруг его запястья, казалось, светилась, словно призрак в темноте.

— Я привел нас сюда, — сказал он. — Я же и вытащу.

Эмма открыла рот, чтобы возразить, но не нашла, что сказать. Она подумала, что он, возможно, прав. Прежний Джулиан, ее Джулиан, прислушался бы, когда она сказала ему о своих ощущениях: комната Эша без охраны — это ловушка. Он бы доверился ее инстинктам. Впервые Эмма почувствовала нечто похожее на скорбь по тому Джулиану, как будто он больше никогда не вернется.

— Тебя это волнует? — спросила она.

— Думаешь, я хочу здесь умереть? — ответил Джулиан. — Эмма, у меня, как и у тебя, все еще есть инстинкт самосохранения. И я знаю… я знаю, что сейчас сумеречный охотник из меня гораздо лучше, чем был прежде.

— Быть сумеречным охотником — это не просто иметь быстрые рефлексы или сильные мускулы. — Она прижала руку к его груди в области сердца, ткань рубашки под ее пальцами была мягкой. — Это внутри, здесь, где ты сломлен.

Его сине-зеленые глаза казались единственным цветом в тюрьме. Даже лозы камеры были серо-металлического цвета.

— Эмма…

— Это они! — вдруг раздался голос, и Эмма подпрыгнула, когда вокруг них вспыхнул свет. И не просто свет, а серебристо-белое сияние, исходящее из камеры напротив. При новом источнике света Эмма смогла разглядеть две фигуры, стоящие внутри и глядящие на них сквозь виноградные лозы. Одна из них держала в руке светящийся рунный камень.

— Ведьмин огонь, — выдохнул Джулиан, поднимаясь на ноги.

— Джулиан? Эмма? — позвал тот же голос, знакомый, полный удивления и облегчения. Свет от ведьминого огня усилился, и теперь Эмма ясно видела людей в противоположной камере. Она с удивлением выпрямилась. — Это мы… Джейс и Клэри.

Глава 16

Тысяча престолов

Обан и его стражники вели Марка и Кирана с завязанными глазами через башню, поэтому, если на присутствие Кирана кто-то и отреагировал, Марк этого не заметил. Однако он слышал, как Мануэль и Обан смеялись над тем, что король мог сделать с Кираном, а также с Марком, и он в ярости боролся со своими оковами. Как они смеют так говорить, когда Киран слышит их? Зачем кому-то получать удовольствие от таких пыток?

Их наконец-то привели в каменную комнату без окон и оставили там, их руки все еще были связаны. Обан сорвал с них повязки, когда вышел из комнаты, смеясь.

— Посмотрите в последний раз друг на друга, прежде чем вы умрете.

И теперь, находясь в темной комнате, Марк смотрел на Кирана. Хотя окон не было, свет проникал через решетку намного выше. Комната была тесной, тяжелой, как низ шахты лифта.

— Это должно быть ужасно, — сказал Киран, отвечая на вопрос, который Марк не задавал. — Именно здесь король держит пленных до того, как привести их к трону. Это должно пугать.

— Киран. — Марк подошел ближе к нему. — Все будет хорошо.

Киран болезненно улыбнулся.

— Это то, что я люблю в смертных, — сказал он. — Что вы можете говорить такие вещи, для удобства, будь они правдой или нет.

— Что дала тебе эта девочка? — спросил Марк. Волосы Кирана были сине-черными в тенях. — Маленькая девочка на ступеньках.

— Цветок, — руки Кирана были связаны перед ним; он открыл ладонь и показал Марку раздавленный белый цветок. — Белый нарцисс.

— Прощение, — сказал Марк. Киран озадаченно посмотрел на него; он мало знал о цветах. — Цветы имеют свое значение. Белый нарцисс означает прощение.

Киран выпустил цветок из его руки.

— Я слышал слова этих людей, когда мы проходил через двор, — сказал он. — И я не помню.

— Как ты думаешь, твой отец заставил тебя забыть? — Руки Марка начали болеть.

— Нет. Я думаю, что это не имело значения для меня. Я думаю, что я был добрым, потому что я был принцем, высокомерным и небрежным, и это подходило мне — быть добрым, но я мог так же легко быть жестоким. Я не помню, что сохранил ферму или ребенка. Я был пьян от легкой жизни в те дни. Меня не должны благодарить или прощать.

— Киран…

— И во время охоты я думал только о себе. — Белые нити пронзили темные волосы Кирана. Он опустил голову на каменную стену.

— Нет, — сказал Марк. — Ты думал обо мне. Ты был добр ко мне.

— Я хотел тебя, — сказал Киран, жестко изогнув рот. — Я был добр к тебе, потому что это принесло мне пользу в конце.

Марк покачал головой.

— Когда смертные говорят, что все будет хорошо, это не только для комфорта, — сказал он. — Отчасти это потому, что мы, как и фейри, не верим в абсолютную истину. Мы приносим нашу собственную правду в мир. Поскольку я верю, что все будет хорошо, я буду менее несчастным и испуганным. И поскольку ты злишься на себя, ты веришь, что все, что ты сделал, ты сделал из эгоизма.

— Я был эгоистом, — запротестовал Киран. — Я…

— Мы все иногда эгоистичны, — сказал Марк. — И я не говорю, что тебе нечего искупить. Возможно, ты был эгоистичным принцем, но не жестоким. У тебя была сила, и ты решил использовать ее, чтобы быть добрым. Ты мог бы выбрать противоположное. Не отвергай сделанный тобой выбор. Все это не было бессмысленным.

— Почему ты пытаешься меня успокоить и подбодрить? — сухо сказал Киран, как будто у него заболело горло. — Я был зол на тебя, когда ты согласился вернуться в свою семью из Охоты — я же говорил, что ничего из этого не было настоящим.