Андрей Васильев - Хранитель кладов [СИ litres]

– Вот сейчас не понял, – вместо приветствия сообщил я ей, как только распахнул дверь. – Ты же сейчас должна на Бали манго есть и маракуйей его закусывать. Ну и литрами лакать свою любимую «Текилу санрайз».

– Текилой и в Москве можно залиться до самых бровей, – сообщила мне приятельница, вваливаясь в квартиру. – А на твой вопрос «почему», пусть даже заданный в такой странной форме, у меня только один ответ – достало все капец как. Маман опять задалась целью выдать меня замуж. Валерка, это больно! Это, блин, ад на земле! Знаешь, она там почти реалити-шоу устроила со смотром женихов и всем таким прочим. Причем я часть этих рож у отца на корпоративах раньше видела, они проходили под грифом «потенциально перспективные партнеры по бизнесу».

Это да. Если тетя Жанна чего решила – то умри все живое, включая родную дочь. И мне очень повезло, что я по ряду причин выпал из поля ее зрения.

– А ты чего так долго не открывал? – с подозрением спросила у меня Юлька, сдвинула свои брови-ниточки и уперла руки в бока. – Никак, не один? Может, я помешала? Может, мне уйти?

Ясно, уже накидалась. Неприятно признавать, но в последнее время это случается все чаще и чаще. И добром, подозреваю, не кончится, так что как бы не пришлось ее отцу оплачивать счета в одной из швейцарских клиник. Наши тут не подойдут, больно близко они к ее любимым барам расположены.

– Не пори чушь, – попросил я ее и подтолкнул в сторону кухни. – Иди, поставь чайник, пока я умываюсь.

– Чай? – фыркнула Юлька и качнула пакетом, который держала в руках. – Здесь лежит кое-что получше, чем жареная водичка. Как насчет «Макаллана»?

– Пас, – я пригладил растрепанные после сна волосы. – У меня завтра дел полно, сушняк и головная боль мне на фиг не нужны.

– Хорошо, – девушка лукаво прищурилась. – Не хочешь вискарика – не надо. В нашем магазине найдутся товары на любой вкус. Как насчет вот этого?

Она щелкнула замочком клатча и показала мне серебристый продолговатый футлярчик с винтовой крышечкой. Очень хорошо знакомый мне футлярчик, я такие видел в своей прошлой жизни, потому прекрасно знал, что в нем находится, и радости мне эти воспоминания не добавили.

– Ты охренела? – не особо сдерживаясь, рявкнул я, попытался выхватить блескучий предмет из рук Юльки, но не преуспел, поскольку та, хихикнув, увернулась. – Ладно бухло, хотя и оно тебе ни к чему. Но это? Ты не в курсе, чем все кончается? Рыжего забыла?

– Рыжий был дурак, – огрызнулась Юлька. – И потом, он «хмурым» заправлялся как машина – бензином, меры под конец вообще не знал, оттого и помер. А это так, под настроение, для пущего драйва.

Наш с ней одноклассник Сашка Рыженко от этой дряни сгорел как свеча, причем за какой-то год, совсем немного не дотянув до выпускного. И ведь хороший был парень, вот только связался не с теми людьми, с которыми следовало, и тормознуть его никто не успел. Отец вечно за границей находился по своим трубопрокатным делам, а тетя Таня, его мать, давно умерла. Что до мачехи, так пасынок ей вообще на фиг не сдался. Я думаю, что та только порадовалась произошедшему.

Юлька тем временем злобно на меня таращилась, от ее былого благодушия и следа не осталось. Не любила она вспоминать эту историю, которая в свое время крепко ударила по нам всем. И эмоционально, поскольку в юные головы до того мысли о смерти даже не забредали, да и в плане отношений с родителями. На следующий день после Сашкиных похорон весь наш немногочисленный класс загрузили в автобус и отвезли в «вагнеровскую» клинику, где мы полдня в баночки писали и литра по полтора крови оставили. Нас только что на атомы там не разобрали, пока не убедились в том, что мы все «чистые». А по-другому и быть не могло, нас подобные радости бытия никогда не привлекали, хотя Рыжий и пытался кое-кого подначить на эту тему.

А уж сколько потом психологи с нами работали – это вообще кошмар. Возникало ощущение, что каждая из мам своего личного душеведа к нам отправила. Одна радость – школы на тот момент оставалось всего-ничего, и через несколько месяцев мы все разбежались по разным институтам, академиям и университетам, после чего и Сашкина глупая смерть, да и школьные дни чудесные в целом перешли в разряд воспоминаний.

– Рыжий, чтобы ты знала, на «хмурого» не сразу подсел, – я довольно грубо прижал девушку к стене, а после схватил ее пальцами за подбородок и вздернул лицо вверх, так, чтобы глаза видеть. – Он тоже начинал с «кикера», который таскал вот в такой же кубышке. Только скоро эйфории ему стало мало, захотелось новых ощущений, которые он и получил в полной мере. Правда, ненадолго. Ты чего, овца, захотела рядом с ним полежать? Надоело по земле бегать?

– Да ты тоже из себя монашку не строй! – неприятно и каким-то очень незнакомым голосом взвизгнула Юлька, дернувшись. – У самого рыльце в пушку! Все знают, что вы с Сивым и Фомой в своем ВШЭ не только по вискарю прохаживались. Или вы тогда только бухие были? Ну, когда… Ты понял!

– Не знаю, как тебе, но лично мне все понятно еще на Останкинском кладбище стало, когда Рыженко-старший весь черный стоял и чуть в могилу за гробом не сиганул, – я тряхнул Юльку, крепко приложив ее спиной о стенку. – Что до остального – мы с Сивым за то, что сделали, ответили по полной, и я с себя не снимаю. Но вот о наркоте даже не заикайся, потому что сама знаешь, что это не из нашей сказки.

А вообще странно. Тот клуб, где Сашка закупался наркотиками, закрыли на третий день после его смерти, а на девятый он сгорел дотла, причем в золе и пепле были обнаружены три тела, в которых следователи опознали известных в нашем районе «пушеров», один из которых нашего одноклассника и снабжал вот такими футлярчиками. Так откуда этот взялся? Хотя… Не такой уж это и эксклюзив, скорее всего. «Пушеры» ведь товар брали у кого-то рангом повыше, а до него руки дяди Игоря, похоже, просто не дотянулись. Тем более что сам после произошедшего развелся с женой и отбыл на ПМЖ в Дюссельдорф.

– Пусть так, – сопела Юлька, пытаясь вырваться из моих рук. – Пусть! А ты свою жизнь вообще просрал, идеалист хренов! Живешь теперь в этой дыре, работаешь в какой-то заднице мира, тебе теперь половина наших руки не подаст, побоятся от тебя «синдромом лузера» заразиться. Одна я, дура, с тобой вожусь зачем-то.

– Не припоминаю, чтобы о чем-то подобном тебя просил, – я отпустил девушку, после вырвал клатч из ее руки, достал оттуда футлярчик и пошел на кухню, на ходу откручивая колпачок. – Тем более что кое-кто, пусть и неофициально, не раз тебе советовал обходить меня стороной.

Ну да, есть такое. Формально отношение ко мне со стороны тети Жанны не изменилось, но не просто же так моя мама вдруг перестала с ней общаться? У нее, как у человека творческого, чувства всегда обострены, она любую фальшь за километр чует.