Анна Семироль - Офелия [litres]

– Мне надо идти.

– Хватит тебе, – не выдержал Кевин. – Прям обиженный такой. Ты мужик или как?

– Тебе какая разница? – глухо ответил Йонас. – Для таких, как ты, я нацистский выкормыш, ясно?

– Ребята, хватит! – воскликнул Питер. – Никто тут не нацистский выкормыш! И не пархатый жиденок! Вы – мои друзья, прекращайте! Что вы делите-то? Войну, которая почти двадцать лет как закончилась?

Уши и щеки Кевина заалели, он засопел и опустил голову. Йонас посмотрел на Питера, вздохнул, будто хотел что-то сказать, но передумал и произнес совсем другое:

– Дай кепку, пожалуйста. Пойду скормлю Лу твой подарок.

Питеру хотелось не просто плакать, а разреветься и разораться. Он резко повернулся, чтобы схватить красную бейсболку и бросить ее Йону и что-нибудь обидное сказать и ему, и Кевину, но… левое бедро, на которое почти улегся Питер, вдруг съехало куда-то вниз, мальчишка взмахнул руками и соскользнул в воду.

У мостков было глубоко. Так глубоко, что Питер падал и падал, окруженный мириадами пузырьков, устремляющихся вверх, к стремительно отдаляющемуся свету, что дрожал над головой зыбким блеклым пятном. Мальчишка испуганно забарахтался, забился, отталкивая от себя воду, стараясь скорее всплыть. И прямо перед собой увидел Офелию в белом облаке лент и тонких узорчатых оборок. Впервые он видел ее так близко, что мог рассмотреть и ее лицо, и рисунок, похожий на упорядоченные дождевые капли на лентах, и тонкие запястья. А потом русалка указала сперва на Питера, потом на себя и обвила мальчишку руками.

Ее прикосновения были почти невесомы. Как будто тело погружалось во что-то нежное и прохладное – и оттого страшное. Словно ленты, оборки платья, руки и почти скрытые под обилием кружев ноги русалки были из ила. Пряди волос Офелии коснулись щеки Питера, и он вспомнил водоросли в реке, на которую отец иногда возил всю семью купаться. Щекотно и хочется скорее отпрянуть.

Офелия прикрыла глаза и потянулась носом к лицу Питера. Он перепугался еще сильнее, задергался. Русалка уставилась на него в упор и щелкнула зубами. Нет, Питер не слышал звука – слишком жутко гремел в висках пульс.

Щелчок нарисовало воображение. Щелчок и острые мелкие зубы, впивающиеся в его горло.

«Офелия, нет!!!» – взмолился он про себя, барахтаясь и стараясь вырваться из этих пугающих объятий, обвивающих как высокая мягкая трава, словно водоросли, оттолкнуть русалку – податливую, прохладную, будто ил.

«Медуза… медуза… – расплывалось в голове. – Красивая, белая, опасная… опасная…» Внезапно русалка вздрогнула, лицо ее исказилось от испуга. Она отпустила Питера, закрутилась на месте, путаясь в своем белоснежном облачении, заметалась, словно ее что-то душило, и исчезла в темноте. А Питер изо всех сил поплыл вверх – туда, где громадное небо кажется маленьким мутноватым пятном света.

Мальчишка вынырнул, хрипя и давясь воздухом, ринувшимся в легкие, и его тут же подхватили четыре крепкие руки. Вцепились в воротник рубашки, в плечи, потащили, удерживая под мышками… Питер хватался за чьи-то запястья, отталкивался от опор мостков, карабкался – и вот он уже сидит на досках, мокрый и жалкий, и зубы выбивают дробь – не от холода, а от страха.

– Ты как? – спрашивал Кевин, заглядывая ему в лицо. – Пит, ты дышишь?

Громыхнула жесть, и на голову Питера выплеснулась вода.

– Ты сдурел? – хотел заорать он на Йона, но горло выдало лишь жалобный писк.

– Пацаны, – скороговоркой заговорил Йонас, ставя рядом с собой опустевшее ведро. – Слушай меня. Пит, ты в воду не падал. Мы с Кевом сцепились, ты схватил ведро, я отобрал и окатил тебя. Все услышали?

Кевин угукнул, энергично потряс головой. Питер молчал. Он смотрел на мостки рядом с собой. Доски, темные от частых дождей, словно кто-то обрызгал бордовой краской. Питер сглотнул, беспомощно заморгал.

– Пит, – Йонас обеспокоенно потряс его за плечо. – Эй, Палмер! Питер, ты чего?

Осоловевшим взглядом Питер глядел на мостки. Потом протянул руку, указал на валяющийся возле ведра раскрытый секатор. Лезвия по краю тоже были темно-красными. Питер захотел вскочить, убежать отсюда в дом, там звать на помощь, подвывая от страха срывающимся голосом.

– Откуда кровь? – еле слышно пролепетал он. – Вы что наделали?!

Чуть в стороне от сидящего Питера расплывалась маленькая кровавая лужа у босых ног Йонаса. Правая штанина комбинезона была высоко подвернута, на передней поверхности голени красовалась длинная резаная рана. Кровь стекала по ноге на доски тонкой извилистой змейкой, но мальчишка будто не замечал ее. Кевин оттеснил Йонаса в сторону, опустился на колени и зажал рану смоченным в воде носовым платком. Мальчишка зашипел сквозь зубы, когда мокрая ткань коснулась кожи, побледнел, но яркие зеленые глаза остались спокойными.

– Очень больно? – спросил Кевин тихо.

– Ерунда, – отмахнулся Йон, не сводя глаз с Питера. – Пит, ты тут? Ты с нами?

– Это что…

– Ах-ха, с нами. Ты слышал, о чем я просил?

Питер кивнул. В доме хлопнула дверь: видимо, кто-то увидел его мокрым на мостках. Йонас схватил ведро, быстро черпанул еще воды, вылил на мостки, смывая кровь. Присел на корточки, развернул вниз штанину и умоляюще прошептал:

– Ребята, если Палмер узнает – он ее пристрелит. Молчите, я вас прошу. Я вам все объясню, клянусь. Пит?

– Слышу…

Между кустами замелькало нежно-сиреневое платье миссис Палмер. Питер встрепенулся, встал между друзьями и принялся тараторить, разыгрывая обиженного:

– Вы что – с ума посходили? Дай сюда ведро, дурак несчастный! Кев, уж ты-то… Такой воспитанный, еще в очках! Вот и разнимай вас после этого! Хотите носы друг другу разбивать – валите к деревенским! Тут приличный дом! Ясно?

Он голосил, обвиняя друзей во всех смертных грехах, а сам косился на неподвижное зеркало пруда. Офелии не было видно. Перед глазами так и стояло ее лицо с перепуганными глазами, развевающиеся в толще воды волосы и мелкий узор на ленточках, так похожих на кружево. Ребята толкали друг друга, сдерживая смех, Кевин нет-нет а пытался пожать руку Йонасу.

– Фашу-уга, – тянул он.

– Евреище, – корчил рожи Йонас. – Так тебя, ах-ха. Пит, прости, я чесслово не хотел тебя облить!

Мама Питера примчалась с таким лицом, будто бы две минуты назад все трое мальчишек упали в яму с крокодилами и ядовитыми змеями.

– Питер!!! О господи, почему ты мокрый? – запричитала она. – Что случилось?

– Мам-мам-мам! – Мальчишка переключился на нее. – Это все ведро! Мам, эти два дурака сцепились, я водой их хотел, а огреб сам! Мам, все хорошо! Я все равно их помирю!

«Два дурака» дружно закивали, заулыбались. Кевин встал так, чтобы не было видно валяющегося на мостках секатора. Йонас добродушно развел руками.