Алексей Баев - Цок [СИ]

В общем, услышав в трубке незнакомый мужской голос, Терпилов не особо удивился — мало ли кто может побеспокоить человека, о чьей деловой активности ходят если не легенды, то вполне достоверные слухи. Анонимный собеседник спросил, интересна ли ему ещё тема кактусов и, получив утвердительный ответ, посоветовал обратиться к господину Ван Дер Кацу, нидерландскому бизнесмену, который по совершенно случайному совпадению в поисках сбыта названного товара как раз сейчас находится с визитом в Санкт-Петербурге.

Записав номер голландца в ежедневник, Вадим поблагодарил так и не представившегося доброжелателя, и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же перезвонил. Из трубки раздалось вовсе не иностранное:

— Здгавствуйте. Самуил Кац на пговоде. С кем имею честь?

Объяснив в общих чертах свой интерес, Терпилов с лёгкостью договорился о встрече, которую решили провести не в скучной офисной атмосфере, а в одном из тихих ресторанчиков на Петроградской стороне.

Ван Дер Кац оказался пожилым ленинградским евреем из не слишком давних эмигрантов. Знаменитым в своё время фарцовщиком, сбежавшим от светившей ему статьи на историческую родину, которую из-за неблагоприятного климата не без сожаления пришлось поменять на сырой и ветреный Амстердам. Приставка к фамилии «Ван Дер» появилась тоже не случайно, а исключительно чтобы не выделяться из среды коренных голландцев, которые с настороженным вниманием относились к эмигрантам из России. Кроме того, английское слово «wonder» можно перевести как «чудо», а все мы прекрасно осведомлены о врождённом чувстве юмора у представителей народа, к коему не без гордости причислял себя Кац.

Нидерланды, как известно, знамениты во всём мире не только легализованной марихуаной и золотой конькобежной сборной. Но и своими цветами. Самуил Кац, сколотивший небольшое состояние на финских и шведских шмотках ещё в Ленинграде, вполне справедливо решил не противоречить традициям приютившей его новой родины.

Да. Здесь выращивали в невероятных количествах тюльпаны и розы, хризантемы и орхидеи, гладиолусы и фиалки, а вот в «кактусовой сфере» у предприимчивых голландцев почему-то зиял неприкрытой дырой серьёзный провал. Его-то, пока никто другой не догадался, и решил заполнить собственной неординарной личностью смелый господин Ван Дер Кац.

Поначалу, естественно, пришлось побегать и потратиться. Но, в конце концов, арендованные парники и ежегодные ярмарки начали приносить обильные всходы. А лет через пять, когда первые кредиты были возвращены, таки дали нешуточный урожай. Сегодня, по прошествии без малого трёх десятилетий, кактусовая империя Самуила Ван Дер Каца приносила ему почти полсотни миллионов чистой прибыли в год, что по меркам компьютерных, нефтяных и газовых монархов жалкие четыре сольдо, но от природы не жадному Самуилу Моисеевичу вполне хватало и их. Колючие «детки» чудо-Каца наводнили собой всю Европу, добрались до Индии и Китая и, перемахнув океаны, начали торговую интервенцию в Австралию и Северную Америку. А у стареющего бизнесмена всё ещё болела голова: как же так, скорбная родина (в смысле, первая из списка оных) не имеет на полированных просторах офисных и домашних столов и ни единого кактуса от пусть покинувшего, но искренне любящего её сына?

Кац долго взвешивал все «за» и «против», и, наконец, решил, что не сможет умереть со спокойной душой, не открыв мясистому зелёному «потомству своему» пути хотя бы во славный град Петра и одновременно нелёгкого и с радостью забытого ныне детства. Приплыв в Петербург на собственной ослепительно-белой яхте, Самуил Моисеевич первым делом решил разыскать бывших «коллег» из фарцы. Но тут его постигла сокрушительная неудача — кто-то сгнил в отнюдь не пионерских лагерях, другие эмигрировали, третьи спились. Отыскался лишь один бывший приятель — некто Липман, но и он построил где-то под Псковом то ли свиноводческий комплекс, то ли, наоборот, бисерную фабрику. Понятно, ни тот профиль, ни другой не слишком коррелировали с торговлей комнатными цветами. Нет, там ловить нечего.

Тем не менее, пока ещё не унывающий голландец завернул с другой стороны — посетил офисы крупнейших цветочных оптовиков. Однако посмотрев их зелённых уродцев и узнав цены, по которым те приобретаются в Африке и Азии, понял, что конкуренции с «дерьмовым ширпотребом» его фирма элементарно не выдержит.

Впав в первую стадию отчаяния, Самуил Моисеевич уже подумывал оставить яхту на рейде, а сам на самолёте смотаться в Москву, которая, как известно «хавает» всё, когда в его роскошной каюте раздался звонок от некоего господина Терпилова, бананового короля Петербурга и Окрестности, что недавно решил расширить бизнес в сторону именно его, Ван Дер Каца, интересов. О, чудо чудное!

Впервые встретившись в уютном кабачке на улице Куйбышева, Самуил Моисеевич и Вадим Эдуардович расставались заполночь словно добрые приятели, знавшие друг друга всю жизнь и, что более важно, как перспективные деловые партнёры. Ван Дер Кац радовался, что хоть кого-то заинтересовал в этом равнодушном городе его уникальный товар — пусть даже единственного и далеко не самого замечательного сорта. Терпилов потирал руки от предстоящего контракта века с госпожой Зацепиной, которая с её-то деловой хваткой всенепременно подсадит на кактусовое пойло бескрайнюю Россию. И да — очень гордился собственным способностям вести переговоры, благодаря которым так и не открыл своему заграничному партнёру истинной цели закупки столь гигантской партии товара. А вдруг тот сам выйдет на Карину? Плакали тогда посреднические миллионы.

Но совсем удивительно, что два таких прожжённых дельца так и не поняли друг друга. До конца, в смысле. То ли эмоции взяли верх, то ли сыграл злую шутку прекрасный моносолодовый виски, слегонца размягчивший мозги обоих, а может, вмешалась некая устрашающая третья сила. Но факт остаётся фактом: контракт в ту же ночь — белую и великолепную — был подписан на яхте Каца без предварительного заключения терпиловских юристов и финэкспертов, чего до сих пор ни разу не случалось.

Голландец на следующее утро покинул территориальные воды России. В то же самое время радостный бананоторговец информировал Карину Зацепину о достигнутых результатах.

Итак, сухогруз с кактусами для открытия текилового производства в Ленинградской области должен был прибыть в Петербург под самый конец навигации — в ноябре. Для оплаты поставки товара и его растаможки Терпилов взял в банке инвалютный кредит на сумму пять миллионов евро, погасить который планировал после расчёта с ликёро-водочным предприятием. Зацепина со своей стороны обязалась выполнить главное условие контракта в течение недели после экспертизы и приёмки сырья. Был в договоре один примечательный (да как оказалось, не слишком) пунктик с вызывающей подозрение формулировочкой: «В случае непригодности сырья к производству, Поставщик обязуется оплатить половину издержек, понесенных Заказчиком на оборудование и подготовку производства на сумму 100.000.000 (Сто миллионов) рублей в течение месяца со дня получения акта приёмки товара». Терпилов, помнится, без колебаний признал его вполне справедливым, плюс будучи на девяносто девять с половиной процентов уверенным в порядочности господина Ван Дер Каца, вычеркивать ничего не стал. Тем более что Карина Ашотовна явно на попятную идти не собиралась, а кактусовый бизнес настолько увлёк Вадима, что неуступчивость Зацепиной он характеризовал как «чиста бабское» упрямство.