Тимур Денисов - Преврати меня

…Потому что таблетки не помогают…

…Топамакс не помогает, как и депакин…

…Потому что у него не эпилепсия…

…Его не вылечат, и он…

…Замерзнет в снежной мгле…

…Замерзнет, вечно падая сквозь проломившуюся корочку льда…

…Падая туда, где нет света…

Я пришла в себя от оглушительного холода, вдруг обнаружила, что в одной блузке сижу на ступеньках, в голове стучит кровь, а штаны промокли от талого снега. Куртка, шарф и шапка лежали рядом со мной. Я не стала их одевать, вытащила ключ из щели под второй ступенькой и вошла в дом. Через час я смогла связно соображать и забрала вещи с крыльца. Они были задубевшие.

В одиннадцать вечера мне позвонил отец.

— Лиза, ложись спать, — сказал он. — Мы нескоро приедем.

— Как Саня? — спросила я.

— Нормально, — ответил папа. — Он упал, ударился головой. Но теперь все в порядке.

Что-то не так было в его голосе. Что-то было совсем не в порядке.

— Папа?

— Да, Пушистик.

Папа, ты опять назвал меня этим именем из детства. Первый раз с тех пор, как развалилась твоя фирма. Саня умрет, да?

Я услышала, что задаю другой вопрос.

— Он останется в больнице?

— Да, — ответил отец. — Они хотят сделать еще одно обследование.

— Понятно, — согласилась я.

— Тебе есть чем поужинать? — побеспокоился он.

Он не заметил, что назвал меня «Пушистик». Он не знает, что я знаю, не знает, что уже сказал мне все.

— Я уже поела, — соврала я.

Брат, Саня, мне так жаль.

— Ложись спать, — повторил папа, — тебе завтра в школу.

Бедный папа, как же тебе больно.

— Хорошо, — сказала я.

Он положил трубку, а я разрыдалась. Бродила по дому и выла. Брала в руки какие-то вещи и ставила их в другие места. Я перебрала мамину коллекцию игрушечных крокодилов и Санины модели вертолетов, переставила чашки, горшки с цветами, всякие сувенирчики. Потом упала в кровать. Слезы кончились. Их сменили бредовые сны.

Я помню, как мы завтракали следующим утром. Пустой четвертый стул. Все старались на него не смотреть. Все были как бы спокойны.

— Ты сможешь отпроситься с последнего урока? — спросила у меня мама.

— Да, — удивленно ответила я. — Но лучше, если будет записка.

— Я напишу, — вызвался папа.

Он, как всегда, доел первым и выскользнул из-за стола. Мой взгляд метнулся от мамы к нему, потом обратно.

— Как вернешься, — сказала мама, — поедем к Сане.

— Ему совсем плохо? — спросила я.

— Нет, нет, — ответила мама. — Просто ему вечером делают биопсию. Надо с ним посидеть.

— Что такое биопсия?

— Они возьмут часть его клеток на анализ, — объяснила мама. — Как кровь берут на анализ, так же и здесь.

— Я не ездила к нему, когда у него брали кровь, — парировала я.

— Ты не хочешь его видеть? — притворно удивилась мама.

Я не смогла ответить, бросила ложку и заплакала.

— Жалкий спектакль, чтобы сделать вид, что все в порядке, — ответила я ей. — Вы устраиваете жалкий спектакль. А я боюсь.

— Вчера… — сказала мама и тоже заплакала, — ты несправедлива, мы делаем все, что можем… мы… вчера…

Пока мы ревели, папа где-то прятался. Суть состояла в том, что вчера, стараниями каких-то недоносков, мой брат ударился головой. У него могло быть сотрясение мозга. Чтобы это проверить, ему на всякий случай снова сделали магнитно-резонансную томографию. Оператор увидел на снимке артефакты, которых еще не было на таком же снимке двухмесячной давности. Возможно, это была опухоль, но чтобы точно это узнать, надо было просверлить отверстие у Сани в черепе и проткнуть его мозг огромной иглой. Брат после операции мог забыть наши лица и имена или потерять способность ходить. Но сделать ее было нужно.

В одной палате с Саней лежали еще три мальчика разных возрастов. Одному из них сестра делала перевязку. Чтобы не мешать им, мы вышли в коридор. Я помню странный, почти фотографический момент. Брат стоит в дверях палаты. Папа и мама по сторонам от него. Они оба о чем-то говорят. О какой-то ерунде. Я молчу и понимаю, что Саня смотрит на меня. Спокойно, как человек, которого я видела на веранде дома с аистами.

— С биопсией все будет в порядке, — говорит он. Говорит мне, а потом наклоняет голову, и я вижу круглый выбритый пятачок среди его волос. И эти слова означают не только то, что с биопсией все будет в порядке, но и то, что с чем-то другим все будет очень плохо.

Родители на секунду замолкают.

— Почему ты так думаешь? — спрашиваю я.

— Лиза! — испуганно говорит мама.

Я в тот момент думаю, что она думает, что такие вопросы задавать нельзя. Но мне все равно, так как я смотрю в глаза брата. Саня пожимает плечами и улыбается.

— Мой сосед по палате, — сообщает он, — рассказал, что древние люди сверлили себе дырки в голове, чтобы выпустить злых духов. Может, и мне поможет.

Родители нервно смеются. Подходит врач, кладет брату руку на плечо и говорит, что пора делать укол. Они уходят. Мы провожаем их взглядом.

Через неделю Саня вернулся. Дома было тихо и неуютно. Никто никогда ничего не говорил о том, что нашли у брата в голове. Только раз я слышала обрывок разговора. Наверное, это был единственный разговор о болезни Сани.

— Врач сказал, что это не опухоль? — спросила мама.

— Он сказал, что никогда такого не видел, — ответил отец. — Сказал, что его мозг рубцуется, но не весь, а всего в нескольких местах, как если бы рассеянный склероз мог быть разумным существом.

— Подожди, а какой диагноз стоит у него в карте?

— Теперь там написано просто «энцефалопатия», — сказал папа. — Мне объяснили, что это общее название для болезней головного мозга, как насморк — общее название для болезней носа.

Слушая отца, я подумала, что он стал старым, ворчливым.

— Зря ему делали биопсию, — вздохнула мама.

— Они не виноваты, что приняли рубцы за метастазы, — возразил папа.

Однажды утром брат сказал, что не пойдет в школу, точнее, не пойдет в школу никогда. Мы завтракали. Наши собранные портфели стояли на веранде.

— Как? — спросила мама.

— Никогда, — повторил Саня. — Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц.

Его лицо было бледным и взрослым. За столом повисла мертвая тишина. Тикали часы. Папа уже доел. Он теперь работал на мясокомбинате, обслуживал холодильные установки. Он уходил чуть раньше нас, но слова сына заставили его замереть.

— Все ходят в школу, — сообщила мама.

— Я просто никуда не пойду, — ответил Саня.

Мама начала кричать.

— Она права, — вставил отец в какой-то из пауз.

— У тебя не будет компьютера, книг, друзей, и ты ничего не получишь на день рождения! — снова закричала мама.

И вдруг осеклась. Тишина звенела. В темноте за окнами шел снег.

— У меня и так ничего этого нет, — тихо ответил Саня. — Я не могу читать и играть. Меня все ненавидят. Я буду просто лежать и ждать.