Тимур Денисов - Преврати меня

Саня совсем сполз, и я положила его в снег под елями. Мне наконец удалось поднести телефон к уху.

— Мама.

— Да, я слушаю.

Я старалась не смотреть на мужчину в зеленой куртке. Потому что мне было не по себе, когда я встречала его взгляд. Все мысли как-то странно рассеивались.

— С ним опять это происходит, — сказала я.

— Где вы? — спросила мама.

— Почти дошли до станции, — ответила я. — В перелеске.

Саня лежал на снегу. Помню, он был в синей курточке. А вокруг него — россыпь еловых игл.

— Он упал? — уточнила мама.

— Я положила его в снег.

— Он сможет идти? — спросила мама.

Саня огромными черными зрачками глядел в чистое ледяное небо. Его губы продолжали шевелиться, но слова превратились в тихий стон. Руки безвольно лежали вдоль тела, прямо в снегу.

Валттери Лайне стоял рядом и со странным выражением лица смотрел на него. Он больше ничего не предлагал и не делал, только помешал Райли лизать брата в нос. Теперь зверь бегал вокруг, иногда останавливался, садился и дышал, выпуская белый пар.

— Я не знаю, — ответила я.

— Так, — решила мама, — я позвоню отцу, он поедет сюда с работы. Потом я пойду вам навстречу, а вы будете возвращаться обычной дорогой.

— Хорошо. — Я села, взяла брата за руку. — А может, лучше его довести до станции?

— Нет, не нужно, — возразила мама. — Все, давай звони, если что-то будет не так.

…Если что-то будет не так…

…Смешные слова, ведь все не так…

— Лиз… — более отчетливо прошептал Саня.

— Я здесь, — сказала я. — Ты можешь встать?

— Я попробую, — ответил он.

— Медленно, — посоветовала я.

— Да, — согласился он.

Мы встали вместе. Я ему помогала. Его ноги дрожали. Его шапка осталась лежать в снегу.

— Стоишь? — спросила я.

Он не собирался падать. Я начала отряхивать его спину.

— Да, — подтвердил Саня. — Тот человек еще здесь?

— Здесь, — сказала я.

И тут заметила страшную вещь. Глаза брата были такими же, как во время приступов, — они двигались, но смотрели не на вещи вокруг, а в темноту. Мужчина наклонился, поднял шапку, сбил с нее снег, протянул Сане. Тот никак не отреагировал.

— Держи, — предложил Валттери Лайне.

Брат повернул к нему голову, но ничего не сделал. Шапку взяла я.

— Саня, ты можешь идти?

— Да.

Я взяла его за плечи. Они еще немного дрожали. Мы пошли назад.

— Ты ничего не видишь? — тихо спросила я у брата.

— Что-то вижу, — ответил он, — но не то и не так.

У выхода из перелеска я оглянулась и увидела мужчину в зеленой куртке. Он стоял на том же месте и смотрел нам вслед. И тут я вспомнила, где и когда видела его. Дежавю разрешилось. Это длилось всего секунду. Я смотрела ему в глаза. А он смотрел мне в глаза. Между нами сто или сто пятьдесят метров. Аллея запорошенных снегом елей. Серый зверь у его ног. Я вспомнила, что уже смотрела в эти глаза, когда сидела на дереве и наблюдала за медлительным человеком на веранде дома с черными аистами.

Я резко дернула головой и разорвала зрительный контакт. У меня возникла иррациональная уверенность, что он видел меня тогда на дереве, видел и запомнил. А еще он видел нас на улице, когда мы смотрели на его дом. Он видел все.

— Что-то случилось? — спросил Саня.

— Нет, просто тот человек…

— Он идет за нами? — голос брата был спокойным, даже довольно живым.

— Нет.

Мы вышли на дорогу.

— Осторожно, — предупредила я, выводя Саню на утоптанные колеи.

— Так что тот человек? — снова поинтересовался брат.

— Это его я видела на веранде дома с аистами, — объяснила я.

Через десять минут до нас добежала мама.

Саня на пять дней лег в больницу. Вернулся домой в последние дни ноября, со следами уколов от капельницы на руках. Зрение возвращалось медленно. Учеба была забыта. Похоже, мама наконец признала, что Саня не успеет окончить школу за отпущенное ему время.

— Помнишь, у меня был брелок с вороном? — спросил брат на второй день после возвращения.

— Да, — подтвердила я.

…Ты купил его как раз перед тем, как заболеть…

— Его нигде нет, — сказал Саня. — Может, он остался в снегу там, где я упал неделю назад.

— Я посмотрю, — обещала я и выполнила его просьбу: полчаса копалась в снегу. На меня странно посмотрели проходящие мимо тетки. Брелок я не нашла. Позже мы с братом сошлись на том, что кто-то его подобрал.

Я помню, как в начале декабря проснулась ночью оттого, что меня гладят по голове. В полусне мне казалось, что я совсем маленькая и что это делает отец. Сейчас я открою глаза, и он скажет: «Привет, Пушистик, пора вставать в садик».

— Папа? — я открыла глаза.

— Ничего, что я тебя потревожил? — спросил Саня.

Я вздохнула и перевернулась на спину. Брат смотрел на светлый квадрат окна. На лице — еле заметный отсвет далеких уличных фонарей.

— Неважно, — ответила я. — Ты уже это сделал.

— Я умру, да?

— Саня, мы все умрем.

— Я не увижу, как на деревьях распускаются почки, и не застану возвращения аистов, — прошептал брат.

Я села. Его глаза блестели в темноте.

— Ложись спать, — посоветовала я.

— Скажи, — попросил он.

Его колено касалось моего бедра. Его тело было лихорадочно теплым. Я молчала. Он смотрел на меня.

— Да. Ты это хотел услышать?

Он отвел взгляд.

— Ты разозлилась?

— Нет, — ответила я.

— Это так странно, — сказал Саня. — Все знают, что я умру. Ты знаешь. Мама знает. Папа знает. Я знаю. Осталось совсем недолго.

Он снова посмотрел на меня. Диковатый взгляд.

— Я иногда думаю о том, что буду делать после твоей смерти, — сообщила я.

— Что? — спросил брат.

— Плакать, — ответила я. — Все станет пустым. Двухъярусная кровать… Ты больше не будешь скрипеть у меня над головой…

Я замолчала. Просто не могла больше говорить. Второй ярус больше не будет нужен. Второй стол в комнате — тоже. В ванной — на зубную щетку меньше. За столом на кухне — три стула. Я буду одна ложиться спать. Я буду одна вставать утром и одна идти в школу. Мы никогда не построим домик на дереве. У Сани никогда не появится девушка, он не будет ни учиться, ни работать, ни растить своих детей, ни стареть. Он не будет смеяться и шутить. Пол не будет скрипеть под его ногами. Он не будет дразнить меня и обижаться на меня, когда я уйду гулять с соседским мальчишкой.

Он не будет.

— Пойдем во двор, — позвал Саня.

Я молча встала с кровати, потом, шокированная собственной беспрекословной покорностью, поинтересовалась:

— Зачем?

— Кое-что проверить, — сказал брат.

Я пошла за ним.

День. Я, кажется, проголодалась, и у меня серьезно болят рука и спина. Приходится все время менять позу. Я думаю, что родители вернулись домой. Полчаса назад? Два часа назад? Может, у нашего дома уже стоит милицейская машина. А может, они мечутся по дому и участку, по улице, мечутся и пытаются сами найти своих детей. А может, тихо сидят и в десятый раз перечитывают прощальную записку, которую мне надиктовал брат?