Тимур Денисов - Преврати меня

— Тяжелая? — спросила я.

— Тяжелая и теплая, — ответил Саня. — Кажется, она из дерева.

Он прижал волка к груди и несколько секунд стоял так, почти не шевелясь. Потом протянул его мне.

— Отнеси его домой, — сказал он, — к нам в комнату. Я не хочу, чтобы родители его видели.

— А ты? — опешила я.

— У меня дело, — ответил Саня.

Он повернулся и через глубокий снег тяжело пошел к калитке. Свет фонаря мелькал по стволам деревьев. Я стояла и смотрела ему вслед.

…Надо идти за ним…

…Он сам сказал идти домой…

Я струсила и пошла домой. Не хотела выходить за калитку. Не хотела встретить там того человека и его зверя. Днем они были даже милы, но сейчас, в оранжевой мгле уличных фонарей, протянувшихся вдоль соснового леса, мне не хотелось их видеть, совсем не хотелось.

Из окна комнаты я увидела, как лучик фонаря скачет по дорожке перед домом, возвращается назад. Мне стало спокойно. Брат пришел через пять минут. Он молча воткнул фотик обратно в компьютер, выбрал что-то. Зажужжал принтер.

— Все нормально? — спросила я, подходя.

— Да, — подтвердил Саня, потом вскинул на меня ошалелые глаза. — Где волк?

— Я положила его тебе под подушку, — ответила я.

Брат улыбнулся.

— Это хорошо, — сказал он.

— Встретил его? — поинтересовалась я.

— Нет, — Саня тряхнул головой. — Но нашел то, что искал.

Из принтера выползала страница. Четкие серые следы в натуральную величину.

— У дороги неглубокий снег, — сказал Саня. — Я снимал со вспышкой. Кажется, получилось идеально.

Я подняла бумагу и поднесла ее к лампе.

— Завтра пойду в библиотеку, — обещала я.

— И в класс информатики, — добавил Саня.

— Деловой, — устало улыбнулась я.

Он рассмеялся.

В ту ночь он первый раз спал со статуэткой волка.

Англоязычный интернет дался мне с трудом. Спасибо учителю информатики. Он был очень мил. Мне даже не пришлось говорить ему о том, что человек, которого я ищу, умирал от той же болезни, что и мой брат.

Помню, как впервые, еще на экране компьютера, увидела фотографию Райли Стентон. Девушка стояла на берегу моря. За ее спиной была страшная черная скала, которая надрезала пасмурный песчаный пляж и корявой вершиной устремлялась к небу. Райли была в пушистом клетчатом свитере, в ее глазах светились синие огоньки, а коротко стриженные светло-русые волосы не доставали до плеч. На руках у девушки сидел огромный белый кот. Вместе они выглядели такими домашними, такими чужими на фоне этого сурового побережья.

Помню, что мне пришла в голову странная мысль: «Мы могли бы дружить с ней». Хотя, судя по словам Валерия, дружить с ней могли очень многие. А потом у меня снова появилось чувство дежавю. Я смотрела на Райли и понимала, что в ней и во всем, что происходит вокруг, есть что-то, что я не могу охватить одним взглядом. Сходились какие-то ничтожные вероятности. Мир ткался, как огромный узорчатый ковер. И где-то — возможно, в руках мужчины из дома с аистами — был узелок, вокруг которого собиралось все.

Из класса информатики я унесла двадцать страниц англоязычных распечаток, в которых ничего не понимала. Потом пошла в библиотеку.

Следы были волчьи. Я определила это не сразу. Ключом оказалась рекомендация про спичку. «Средние пальцы волка значительно выдвинуты вперед. Между средними и боковыми пальцами можно положить поперек отпечатка воображаемую спичку, — утверждал источник. — Пальцы собаки, напротив, стоят близко друг к другу, когти боковых пальцев начинаются на том же уровне, где находится серединка подушечки средних пальцев».

След Райли был вытянутым, волчьим, на удивление легким и стройным, даже легче и грациознее, чем следы тех волков, которые приводились на иллюстрациях охотничьего справочника. Быть может, дело было в ее поле и возрасте.

По дороге домой я поняла, что близок Новый год. В окнах магазинчиков, сгрудившихся вдоль станционной платформы, мигали огоньки. В перелеске, где мы впервые встретились с Валттери Лайне, кто-то украсил одну из елок копеечными пластиковыми шарами. Они мерцали золотом среди запорошенных ветвей. Вышло действительно красиво.

— Видно, я не зря учил английский, — сказал Саня, когда я передала ему стопку страниц, посвященных истории английской девочки.

— Ты будешь их разбирать? — ужаснулась я.

— Понемногу, — ответил брат. — Делать мне все равно больше нечего. Что со следами?

Я рассказала про фокус со спичкой.

— У него вместо собаки волк, — подытожил Саня. — У него на доме живут черные аисты. Он проникает в сны. Он подарил мне странную вещь. Кто он такой, Лиз?

— Финский бизнесмен, — вспомнила я.

— Может быть, — согласился брат. — Может быть, он владеет сетью бензоколонок или закусочной в Хельсинках. Но только это ничего не объясняет. Что он такое?

— Друг Зверей и Птиц, — ответила я.

Не помню, как это получилось. Слова сложились сами собой и сразу превратились в формулу.

— Друг Зверей и Птиц, — повторил Саня.

С тех пор мы всегда называли Валттери Лайне именно так.

Занятия в школе кончились двадцать шестого. В один из последних дней декабря я проснулась от ощущения присутствия.

…Он как тепло…

…Он как холод…

…Он как воздух…

Мне вспомнились слова Сани: «Ты знаешь, что в комнате тепло, даже если не знаешь, где обогреватель». Я поняла, о чем говорил брат. Рядом. Я лежала с открытыми глазами. Сумерки. И очень тихо. В какой-то момент мне стало казаться, что я слышу, как кружится пыль, как снег ложится на подоконник.

…Брат? Ты дышишь?..

…Может, я одна во всем доме? Во всем мире?..

Я скинула одеяло и спустила ноги с кровати. Мои движения тоже были бесшумны. Мне пришла мысль, что, возможно, я оглохла. Я посмотрела в окно и поняла, что уже не ночь. Было около девяти утра. Начинался рассвет. Самый тихий рассвет во всем мире.

— Саня?

Брат не отозвался. Я встала и увидела его. Второй ярус кровати находится на уровне моего подбородка. Саня лежал на спине. Я видела его лицо в профиль. Оно казалось точеным, спокойным, почти мертвым. На его груди, сверкая желтыми глазами, сидел волк. Нет, не просто сидел. Он двигался.

…статуэтки не двигаются…

Волк был вырезан из черного дерева. Оно было тяжелое и плотное, как металл. Волнистая резьба имитировала шерсть. Зверь чуть приоткрыл пасть. Было видно клыки.

…он живой…

Мне казалось, что волк поворачивает ко мне голову. Поворачивает ее все время. Он двигался не так, как живые, и все же был живым. Не было мгновения, когда он начал двигаться, и мгновения, когда закончил. Он просто двигался. Он был в моменте движения. Наверное. Такое бывает только со статуями. Он все время поворачивал голову. Он все время уже не смотрел на Саню, но еще не смотрел на меня. Мне казалось, что я вижу волны, бегущие по его шерсти, неуловимое смещение его глаз. Похожее чувство бывает, когда наблюдаешь за движением теней. Но там другое. Они действительно перемещаются, только очень медленно. Волк двигался, хотя ничего в нем не перемещалось.