Анна Гурова - Мастер иллюзий [СИ]

– Здравствуйте! – радостно заявила я, просачиваясь в каморку. – Можно к вам?

При виде меня Антонина поморщилась, словно от приступа зубной боли.

– А, Геля, – сухо сказала она. – Здравствуй. Ну, что тебе?

По ее тону я сразу поняла, что пришла не вовремя. Антонина была в своем наиболее отвратительном настроении. В таком состоянии она раздражается по любому пустяку и может наговорить такого, что потом ненавидишь и ее, и себя – за то, что молча выслушала. Наверно, имело смысл сразу уйти. Но вопрос был слишком важен.

– Антонина Николаевна, можно с вами поговорить? Мне нужен ваш совет… относительно практики.

Учительница посмотрела на часы, мгновение подумала:

– Ладно, заходи. Только быстро. У меня всего десять минут.

Я шмыгнула мимо нее в ближайший угол, где стояла единственная в комнате табуретка. На табуретке громоздилось пыльное чучело странной твари, пробудившее в моей душе ностальгию по первым годам обучения. Я осторожно сняла его и поставила на пол.

По дороге в мастерскую я собиралась спросить Антонину по поводу диплома, но передумала, чтобы не нарываться на очередную емкую характеристику своих умственных и творческих способностей. Диплом подождет.

Я вздохнула и кратко пересказала все, что произошло на первом практическом занятии в домене Джефа. За все это время Антонина на меня даже не взглянула, что-то поспешно дописывая. Я закончила рассказ и несколько минут молча смотрела в ее седеющую макушку. Она меня вообще слышала?

– Да, – раздался ее резкий голос. – Я поняла. Практика. И в чем проблема?

– Как в чем! – возмутилась я. – Нам дали такое опасное задание… А Джефу, по-моему, наплевать…

Антонина наконец соизволила отложить ручку и подняла голову. На меня она по-прежнему не смотрела.

– Дамиров такой человек – то, в чем нет его личной выгоды, его не интересует, – сказала она сварливо. – На мой взгляд, это самый отвратительный тип мастера реальности – человек, который творит ради денег.

– Да я его вообще не понимаю! Ух, если бы в моем домене завелась такая штука, как это Пятно, я бы в лепешку расшиблась, чтобы самому разобраться, и никому бы ничего не сказала, пока все не выяснила сама! А он… он…

В общем, хотелось мне сказать ей, что все это напоминает наши прошлогодние приключения, когда Джеф таскал меня в самые опасные места, чтобы прикрываться мной от охранных систем горящей библиотеки. Но ведь Антонине об этом не расскажешь. Она так и не узнала, что именно из-за меня пропал без вести ее обожаемый учитель Хохланд. И что я же косвенно была виновата в гибели известного мастера иллюзий Савицкого. Не говоря уж обо всем остальном.

– Не понимаю, – в голосе Антонины отчетливо прозвучало презрение. – Тебе что, задание кажется слишком сложным?

Я смутилась.

– Не знаю. Но оно кажется опасным…

– Разве это тебя когда-нибудь беспокоило?

– Нет, но Джеф… Я ему не доверяю. Нельзя ли попросить поменять задание… или хотя бы сменить куратора?

Антонина откинулась на стуле и вытащила сигареты.

– Ты хочешь попасть в Академию?

– Да-а…

– Практику придумали не мы с директором. Задания поступают непосредственно из Академии. Дамиров тоже не сам себя назначил твоим куратором. Тебя это обстоятельство не наводит ни на какие мысли?

Я задумалась.

– То есть, вы намекаете, что это проверка – кто им подходит, а кто нет? Типа, испытание?

– Очень точное слово, – удовлетворенно кивнула Антонина, закуривая.

– Я думала, вы мне что-нибудь посоветуете… – уныло сказала я.

– Мне фактически нечего добавить к тому, что я говорила на последнем пленэре. Но ты как всегда все прослушала. Геля, твое обучение закончено. А ты по инерции продолжаешь вести себя как школьница. Обычные правила – учитель дает задание, ты его выполняешь и получаешь оценку – больше не действуют.

– Но Джеф изображает из себя именно учителя. Причем плохого…

– Значит, ему так удобнее.

– То есть, вы намекаете, что Джеф ведет свою игру?

– Я ни на что не намекаю! – перебила меня Антонина. – Но слово «игра» мне нравится даже больше, чем «испытание». Геля, я вижу, ты сама все понимаешь.

– Нет! Ничего я не…

– Значит, поймешь позднее. Больше я ничем тебе помочь не могу. Это твое испытание, а не мое. Все, иди. Не видишь, у меня дела.

– Хорошенькое испытание, когда меня чуть не раздавили! – пробубнила я, боком выходя из каморки.

– До свидания, – донеслось мне в спину. – И дверь закрой поплотнее, тут сквозит.

Я возвращалась домой в подавленном настроении, недовольная и встревоженная. Разговор с Антониной меня ничуть не успокоил – скорее, наоборот. Интуиция подсказывала, что Антонина… не то, чтобы врет – она никогда не врет, – но недоговаривает. В ее словах не было искренности. И главное – никакого интереса к моим проблемам. Допустим, у нее свои беды – сын, все такое, – но я-то чем виновата?

«Эка невидаль – ученицу на практике чуть не убили! – накручивала я себя, – Антонина за меня уже не отвечает. Она ясно дала понять: есть у тебя куратор, с ним и работай, а мы с тобою распрощались. Выпускной позади, обучение закончено, и мне за тебя больше не платят!»

«Да плевать ей и на мои проблемы, и на меня!» – сделала я горький вывод.

И так меня это расстроило, просто не передать. Честно сказать – восприняла, как предательство. Хотя ничего конкретного сказано не было, и вообще все могло мне показаться. Может, Антонина была в плохом настроении? С ней это частенько случается, и нечего принимать близко к сердцу…

Возле дома меня ожидал сюрприз в виде Рыжика, который тут же заявил, что болтается под дверью в ожидании меня почти час, и потому немедленно требует награду – горячий чай с бутербродами, либо жаркий поцелуй, а лучше и то, и другое. Мне было совершенно не до него, но не выгонять же – пришлось вести домой, ставить чайник… Депрессия накатила такая, что даже Рыжик в конце концов заметил – вдруг умолк посреди фразы, убрал с лица жизнерадостное выражение и спросил с тревогой:

– Гелька, да что с тобой? На себя не похожа! Случилось что? Давай я тебя пожалею!

Тут уж я не выдержала его доброты, упала в объятия и разрыдалась.

Полчаса Рыжик меня утешал – хлопотал вокруг, словно родная бабушка, гладил по головке, говорил ласковые слова «Плюнь», «Забей» и так далее, поил чаем, даже бутерброд мне сделал, пока я не выплакалась и не почувствовала, что все – стало легче, можно жить дальше.

Рыжик заметил перемену в моем настроении и тоже повеселел.

– Милая, чем тебя еще порадовать?

– Что ты знаешь о бульдозере марки Д-девять? – вытирая слезы, спросила я.

– Чего?! – расхохотался он. – Зачем тебе?

– Для зачета по практике, – в подробности я решила не вдаваться.