Анна Гурова - Мастер иллюзий [СИ]

– Тсс! Слышишь? – прошептала Галушкина.

Несколько мгновений мы стояли, затаив дыхание. Нас окружала тишина. И в тишине – шорох, потрескивание.

– Они шевелятся! – Галушкина схватила меня за руку.

Я пригляделась и скорее почувствовала, чем увидела – да… Движение медленное, как у часовой стрелки. Но если очень присмотреться, то заметно, как миллиметр за миллиметром поднимаются над песком бетонные крыши.

– Они растут! – с невольным благоговением воскликнула я. – Город растет из земли!

– Тихо! – Галушкина быстро оглянулась.

– Не беспокойся, – громко сказала я. – Бульдозеров здесь нет. Так я и знала! Помнишь то скопление напротив Хоразона? Вот там они нас и поджидают. Здешнему демиургу не уследить за всем периметром сразу. Поэтому он ждет звоночка от Джефа…

Галушкина с нерешительным видом заглянула в котлован.

– Не факт, что от него, – возразила она. – Может, там какая-нибудь сигнализация…

– Песка здесь тоже почти нет, – перебила я. – Дойдем за пятнадцать минут!

– Стенка довольно крутая. Спуститься-то мы спустимся, а вот обратно быстро не выскочить.

– А зачем нам выскакивать? Здесь бульдозеров нет, а если какой-нибудь прикатится со стороны Хоразона, то мы услышим его издалека и прекрасно успеем вылезти.

– Плохая идея.

– Оксана, я тебя за собой не тащу – не хочешь, не спускайся. А я пошла!

– Не пойму, чем тебе Джеф не нравится, – проворчала Галушкина, пристраивая свои пакеты с мясом под ближайшую березу. – По-моему, у вас с ним одни и те же методы разведки…

Спуск в котлован занял несколько секунд – мы попросту скатились вниз, подняв тучу пыли.

– Кстати, ты не забыла слова того… демиурга? – кашляя и отряхиваясь, спросила Галушкина. – Ну, человека, который вывел нас из леса?

Я добросовестно попыталась вспомнить, но не удалось.

– А что он сказал?

– Больше не соваться.

– Так это он Джефу сказал, а не нам.

– Ты уверена?

Я не была уверена, но мне не хотелось забивать себе голову еще и этим.

Вопреки моим ожиданиям, идти по дну котлована оказалось ничуть не легче, чем по песку из Хоразона – ноги путались в обломках березовых стволов, бетонных балках, ржавых трубах и другой ерунде. Путь до ближайшего недостроенного дома, торчащего из земли, словно вставная челюсть со сломанными зубами, занял минут десять. Это был даже не дом, а нечто вроде большого прямоугольного колодца – яма фундамента и три стены без крыши, четвертая не то не построена, не то уже разрушена. Когда мы проходили мимо, мне вдруг стало не по себе – не тот панический страх, который мучил меня тогда, ночью, в Хоразоне, а скорее необъяснимое ощущение близости чего-то нехорошего.

«Начинается!» – с тоской подумала я, автоматически пытаясь вычислить, чего я именно вдруг испугалась. Ощущение угрозы, по всей вероятности, исходило от ближайшего дома – больше ничего хоть сколько-нибудь опасного рядом не было.

«Встать лицом навстречу страху!» – напомнила я себе психологические установки Джефа, и вместо того, чтобы обойти дом, взобралась на развороченные остатки стены и заглянула внутрь.

Это-то нас и спасло. Пройди мы мимо, путь назад был бы отрезан. В яме фундамента стоял бульдозер – тот самый, «Д-9», тихий и незаметный, как затаившийся в засаде динозавр. Его мотор был заглушен, однако на крыше, рядом со стволом правого пулемета, тлел маленький красный огонек. Несколько мгновений я, как кролик на удава, смотрела на этот огонек и на пулеметный ствол, который беззвучно поднимался, наводясь прямо мне в лицо.

Все происходило в полной тишине, словно в немом кино или во сне. Потом Галушкина вскрикнула и дернула меня за руку так, что мы обе полетели вверх тормашками с недостроенной стены на землю. В тот же миг ударил пулемет. Мне показалось, что я сейчас оглохну. Я даже не думала, что выстрелы – это так громко и страшно, особенно когда стреляют в тебя. Через мгновение над землей поднялась крыша бульдозера, как голова ужасного робота, или циклопа с одним красным глазом.

«Д-9» завелся и теперь преследовал нас. Нельзя было терять ни секунды.

Я вскочила на ноги и бросилась обратно к стенке котлована.

– Стой! – раздался откуда-то снизу крик Галушкиной, и меня крепко схватили за ногу. Я снова свалилась – на этот раз плашмя, на бетонную плиту, – скатилась с нее, даже не почувствовав боли, перевернулась, из последних сил отпихивая ногой Галушкину, и увидела гусеницы бульдозера и его огромный нож, который, казалось, занял полнеба. Он нависал прямо над головой, надвигаясь, падая…

Я рефлекторно закрыла глаза, даже не успев испугаться. В следующий миг на меня обрушился оглушительный, режущий уши хруст и скрежет. Рев мотора и грохот гусениц раздавались со всех сторон сразу. Проходили секунды… но я все еще была жива.

«Почему нет боли? – удивилась я в полуобморочном состоянии, – Разве меня не размазали?»

Я открыла глаза. Вокруг была только кромешная темнота, наполненная грохотом и ревом. Я пошарила в темноте и обнаружила, что нахожусь в чем-то тесном, жестком, упругом, словно сплетенном из изолированных кабелей. Что это? Где я?!

– Не бойся, должно выдержать, – расслышала я сквозь шум голос Галушкиной, и тут же заметила, что грохот и скрежет отдалились и ослабли – должно быть, бульдозер проехал мимо.

– Где мы?! – крикнула я в ответ.

– В сетке.

– Какой сетке?

– Моей. Я сделала сетку. Плетенку – помнишь, цветочки, колючки. Еле успела… Возвращается!

Голос Галушкиной потонул в стремительно нарастающем реве, и тут же гусеницы заскрежетали по поверхности нашего ненадежного кокона.

Судя по звукам, а так же по тому, как прогнулась и застонала плетенка, бульдозер вернулся и крутился на месте, пытаясь нас размазать.

На меня вдруг навалилось пугающее ощущение огромной тяжести – сколько десяткой тонн по нам сейчас проехалось? Даже замутило, как представила. И сразу стало страшно – а если не выдержит? Из каких таких растений выращена сетка, что не смялась в блин под тяжестью многотонной машины?

Бульдозер изгалялся еще долго – по крайней мере, нам эти минуты показались часами. Потом, вмазав плетенку в землю, он, вероятно, решил, что с нами все кончено, и уехал. Мы услышали, как он заглушил мотор где-то поблизости – вероятно, вернулся в свою засаду в недостроенном доме.

Галушкина что-то сказала, но я ничего не поняла – звуки доносились словно через слой ваты. После всего этого рева казалось, что я оглохла навсегда.

Плетенка вдруг потеряла жесткость и упругость, легла на лицо мягкими жгутами. Галушкина раздвинула их и осторожно высунула голову. Внутрь кокона просочился слабый свет. Я напряглась, но ничего не произошло. Тогда я тоже набралась храбрости и выглянула наружу.