Анна Гурова - Мастер иллюзий [СИ]

Мне невольно вспомнился длинноносый подросток, с которым я видела ее на той неделе, но я промолчала.

– Теперь что касается твоего Хольгера, которым ты так восхищаешься. Есть люди, которые нарушают запреты и получают от этого удовольствие. Но Хольгер, по-моему, не из таких, хоть и пытается делать вид. В описанной тобой ситуации он – жертва во всех смыслах.

– Как это? – изумилась я. – Он сам признался, что сотворил Пятно Страха, хоть и нечаянно. И не собирается от него отказываться!

– Гелька, я совсем о другом…

Новорусский дворец слева наконец закончился крепостным рвом и решеткой с видеокамерами. Мы свернули вдоль решетки и направились вглубь острова, в парк.

– Ты никогда не слышала о психологической ловушке «раскрытия»?

– Нет.

– Тогда слушай. Надеюсь, что тебе не пригодится. Я узнала о ней, к сожалению, уже после того, как в нее угодила. Схема ловушки такова. Некий человек – назовем его темный мастер, – заставляет свою жертву преступить через все видимые и невидимые пределы, через все запреты и границы. Применительно к Чистому Творчеству – самым реальным образом. Это называется «раскрыться». Жертва же наивно полагает, что сама расширяет сознание до просторов вселенной, становится сильнее и мудрее, обретает власть и истинную свободу… На самом деле в это время идет процесс полного подчинения тому, кто проводит «раскрытие». Само собой, жертва до самого конца ничего не замечает, становясь орудием в чьих-то грязных руках… Именно так меня и поймал Хохланд, – спокойно закончила Эзергиль. – Мне понадобилась его физическая гибель, чтобы полностью освободиться. Не угодил ли и твой Саша в нечто подобное?

– То есть… ты намекаешь, что им кто-то управляет?!

– Мне кажется, да. Я прекрасно помню Хольгера, – сказала Эзергиль с оттенком пренебрежения. – Как бы он не изменился за прошедший год, а все-таки создать такой мощный негативный домен, как Пятно Страха – это для него чересчур. Ты, конечно, можешь его расхваливать и превозносить как героя-одиночку, но мне-то со стороны виднее. Он всего лишь обиженный мальчишка. Зато такой вот недоучка, выброшенный из системы, обозленный на весь мир – просто находка для темного мастера. Какое искушение – взрастить в нем чувство ненависти, а потом воспользоваться им в своих интересах!

Мы свернули еще раз и теперь двигались в обратную сторону по какой-то сумрачной аллее. Я смотрела под ноги – на Эзергиль мне почему-то было смотреть неловко.

Саша – чье-то орудие? Им манипулируют?

Само предположение казалась мне оскорбительным!

– Хорошо, – проворчала я наконец. – Допустим, чисто теоретически, что Сашины действия кто-то направляет. Ну и кто? Лесник предполагал, что это Савицкий, – но Савицкий давно умер… Или нет?

– Это ты меня спрашиваешь?

Мы обменялись понимающими улыбками. Впрочем, ничего забавного в гибели Савицкого я не находила, хоть она и была весьма необычной, а сам он – далеко не ангелом.

– Сказала бы «пусть земля ему будет пухом», но в данном случае это не подойдет, – закончила тему Эзергиль.

– Тогда кто?

– Давай подумаем.

Я поразмыслила еще, и на ум пришел правдоподобный вариант ответа, который мне крайне не понравился.

– А что если это Катька Погодина?

– Не поняла, при чем тут она? Разве они с Сашей не расстались год назад?

– По-моему, не совсем, – угрюмо сказала я. – Подозреваю, что они переписываются.

– Катька была очень сильным демиургом, и просто не могла не оказать на Хольгера огромное влияние, – сказала Эзергиль после долгой паузы. – Правда, даже вообразить не могу, зачем бы ей вдруг это понадобилось создавать Пятно Страха.

«По причине общей гнусности характера», – мысленно ответила я, а вслух спросила:

– Слушай, Эзергиль, ты ведь дружила с Погодиной. Что ты думаешь о ней – не как о мастере иллюзий, а как о личности?

Эзергиль посерьезнела, даже как-то помрачнела.

– Катька – сама себе наказание, – заговорила она так, как будто уже много раз отвечала на этот вопрос. – С самого детства считает себя вознесенной над толпой, и требует от людей относиться к ней как к королеве. Только в том окружении, где она сейчас – я об Академии, – свиту себе не так уж легко найти. Там все такие же наследные принцы и принцессы. Катька совершено не умеет дружить, она может только повелевать, и сама от этого в душе страдает. Она выглядит самоуверенной и дерзкой, но внутри у нее копится горечь и неудовлетворенность жизнью. И одиночество.

– Так ей и надо, стервозине, – буркнула я.

– Нет, Гелька, она ведь и в самом деле очень талантливый мастер иллюзий. Главное, что ей мешает – это гнет собственной крутизны. Я с ней как-то поговорила на эту тему… мне ведь ее правда жалко…

– И что? Она вняла?

– Ну… с тех пор мы не разговариваем.

Вид у Эзергили стал совсем невеселый. Я подумала, что зря завела речь о Катьке.

– На самом деле, – добавила Эзергиль, – в том, что Катька выросла такой, больше всех виноват ее отец. Катька и сама не замечает, что находится полностью под его влиянием. Когда она это осознает, – а рано или поздно это случится, – вот тогда она изменится как личность, и мы увидим явление новой Погодиной!

Последние слова Эзергиль произнесла с уверенностью и даже с пафосом, который я не разделяла.

– Но что касается твоего Саши, я уверена, что она не при чем.

– Почему?

– Я точно знаю, что они расстались и не общаются. Катька мне рассказывала – еще давно, прошлой осенью. Во всем был виноват Погодин, ее папаша. Катька страшно хотела учиться в Дрездене. Там одна из самых сильных европейских академий. Погодин устроил ее туда с одним условием – ты догадываешься, каким.

– Бросить Сашу?

– Ага. Не связывать себя с неудачником. Тебе родители такого еще не советовали?

– Советовали, – прошипела я. – И даже насчет учебы за границей намекали…

– Вот видишь, как все родители стереотипно мыслят. Катька сделала «правильный» выбор и уехала в Германию. Не думаю, что после такого предательства Хольгер стал бы с ней переписываться…

Я не нашлась, что ответить. В душе был полный хаос, от буйного ликования – ура, Саша не общается с Катькой! – до жгучего стыда. Похоже, я ничем не лучше Погодиной. Катька бросила своего парня, променяла на образование, успех, жизненные перспективы. И что, разве она поступила правильно? Судя по ее сетевому дневнику, никакой радости ей выбор не принес…

Минут пять мы молча шли рядом. Парк заканчивался. Впереди, за деревьями, уже замелькали автомобили.

– Ага, вот оно!

Эзергиль вдруг ринулась влево, где среди кустов сирени желтело длинное здание Школы спортивных единоборств, и потащила меня прямо ко входу. Стеклянные двери пестрели зазывными плакатами всяческих секций и направлений искусства художественного мордобоя.