Ольга Миклашевская - Люди под кожей [litres с оптимизированной обложкой]

Лев садится на самый краешек. Руки сжаты в крепкий замок.

– Принести чего-нибудь? Чай, кофе?

Гость в ответ только кивает, и Лиза удаляется в крохотную кухню, где среди немытой посуды умудряется найти две более-менее чистые с виду кружки.

– Ты, это, не бойся меня. Я же, как собака, любые эмоции твои чувствую, – говорит Лиза, передавая Льву чай.

Парень тут же хватается за чашку, как утопающий за брошенный с корабля круг. Греет руки, хотя в квартире совсем не холодно.

– С чего ты взяла, что боюсь? – спрашивает Лев, а сам про себя думает: «На фига я согласился? Надо было домой идти, а не играть в детектива».

Он так отчаянно хотел помочь Дарье, что сам не заметил, как из постороннего превратился в участника. Все, что он хотел сделать, это узнать, кто такая эта Лиза, зачем вертится вокруг Дениса.

– Я же сказала, – нетерпеливо повторяет девушка, – чувствую.

– Ты… Это…

Лев усиленно моргает, словно ему что-то в глаз попало.

– Что?

– Можешь прекратить?

– Прекратить что?

Лиза садится совсем близко, так, что их колени почти соприкасаются. С каждым мгновением она становится все ближе, хотя вроде бы сидит абсолютно спокойно.

Не пойми откуда взявшаяся рука касается небритой щеки Льва, и тот жмурится, но не от удовольствия, а будто бы даже от боли.

– Это, – выдавливает он через силу. – Не знаю, что за штучки ты на мне используешь, но этому ты определенно научилась не на курсах «Как соблазнить любого мужчину за два часа».

Лиза глухо смеется, но руку все-таки убирает.

– Ладно, живи. Был бы на твоем месте обычный мужик, уже давно бы пятки мне лобызал. Но для разнообразия сгодится и такая реакция.

– Я не понимаю…

Лев поднимается с кровати на ватных ногах, и голова моментально идет кругом, будто он стоит не на полу, а на палубе попавшего в шторм корабля.

– А жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты понял.

Лиза тоже поднимается, но тут же отворачивается, сложив руки под грудью. Она медленно, как в кино, подходит к окну без штор и стоит там каменной статуей.

– Знаешь, Лева, иногда очень хочется, чтобы кто-то тебя понял. Хотя бы одна живая душа… Мне бы было достаточно. Я бы наконец перестала грызть себя за то, что никак не могу вписаться в этот мир, потому что, когда ты не один, все остальное уже не имеет значения. – Долгая пауза, похожая на бесконечность. – Здесь поэтому такая грязь. Чистота и правильность мне не нравятся. Это так… не по-человечески, что ли.

Ясно, что слова даются ей с трудом, и в то же время очевидно, что все это она хотела сказать хоть кому-нибудь уже давным-давно.

Точеная головка – и когда она успела так похорошеть? – плавно поворачивается в сторону, и Лев с замиранием сердца цепляется за этот ровный носик, острые скулы, изогнутые темные брови. Перед ним будто совсем другой человек. Или действительно – другой?

Глаза у нее сухие, без единого намека на слезы, хотя в голосе и слышится надрыв:

– Я дурой была, понимаешь? Думала, если снова вернусь в этот мир, не потрачу возможность впустую. И уж тем более не собиралась повторять прежних ошибок. Только вот как-то так получилось, что все вроде бы по-другому, а в итоге – то же самое. Понимаешь? Тени днем и ночью все так же шепчут мне на ухо, что смысла в жизни нет.

– Я тоже слышал, – тихо говорит Лев.

Лиза вздрагивает, как будто и вовсе забыла, что разговаривала в этой захламленной квартире с кем-то живым, а не сама с собой, как это бывало обычно. Она поворачивается к собеседнику лицом. Руками теперь обнимает себя, пытаясь найти в этих объятиях то ли тепло, то ли утешение. Непослушная волнистая прядь падает прямо на глаза, но девушка этого не замечает.

– Что ты слышал?

– Голос. – Лев пытается улыбнуться, но глаза остаются неподвижными. – Думал, совсем шарики за ролики заехали.

– И что он тебе сказал?

Кажется, или в этом вопросе есть искреннее любопытство?

– Что это не мое место… Что в «Айзмос» меня скорее взяли из жалости, нежели из-за опыта или навыков. А еще, что я как был одиноким, так таким всю жизнь и останусь. У меня ведь никогда не было ни отношений, ни друзей. На работе с коллегами общались в перерыве, а так – никого. Меня как будто не существует за пределами работы.

Он не знает, почему рассказывает ей все это, ведь знаком с ней всего без году неделя. Только вот слова нельзя остановить: они льются ровным речным потоком, мягко обтекая лежащие впереди камни.

– Да, – Лиза наконец позволяет себе легкую улыбку, – Тени – они такие. Они дают силу, только когда ты позволяешь им испить из твоей души.

– Силу? Да я чуть с моста не сбросился!

– Силу совершить поступок. Лева, эти твари же не люди из плоти и крови – они не знают, что хорошо, что плохо. Зато они позволяют принять твердое решение. Иногда долго, годами нашептывая что-то на ушко. Иногда быстро, если знать, как им помочь.

Лиза неосознанно касается подвески у себя на шее, а затем вздыхает и снимает с себя злополучное украшение. Черты лица мгновенно становятся менее выразительными. Пропадает здоровый блеск кожи, куда-то уходят очарование и привлекательность, оставляя на своем месте только посредственность.

Подобное преображение нисколько Льва не пугает: Дарью он видел и в более страшном обличье.

– Ну что?

Она стоит перед ним, словно обнаженная. И она действительно обнажена, только не физически, а духовно.

– Что – что?

– Что скажешь? Какая тебе Лиза больше нравится: эта или предыдущая?

– Не знаю, что насчет «нравится», но эта определенно более настоящая.

Лиза закрывает глаза, и Лев видит, как грудь ее сотрясается от беззвучного хохота. Цепочка маленькой золотой змейкой струится из плотно сжатого кулака.

– Да никакой из этих вариантов не настоящий, только это даже родители не сразу поняли. А до матери как дошло, так она умом тронулась. Никого у меня не осталось, хотя едва ли кто был.

Звонит телефон. Долго, надрывно, но Лиза не торопится взять трубку.

– Алло? – выдыхает она в смартфон. – С кем я? Да так, с приятельницей.

А сама смотрит на Льва хищным таким взглядом, каким обычно волк смотрит на заблудшую овечку, прежде чем схватить за ногу. В этой версии Лиза уже не напоминает роковую красотку, однако все же что-то едва заметное не дает Льву отвести от нее глаз. Не красота, не очарование – что-то внутри.

Кто-то.

Этот кто-то зовет Льва, тянет к нему свои невидимые тонкие ручки. Молит, просит о пощаде и спасении. «Кто-то», совсем ребенок, с чистой и незапятнанной душой.

Тем временем тот, с кем Лиза разговаривает по телефону, судя по всему, не очень-то доволен.

– Чего ты так разбушевался? Да не знает он, я спросила… Слушай, если такой умный, сам сделай! Все, пока, до скорого.

Разговор короткий, но сразу видно – важный. К концу беседы дышит Лиза тяжело. Щеки красные, как бочки спелых яблок.